vott.ru — Рассказ фантаста и альтернативщика Тертлдава. Действие происходит через 1200 лет после событий, описанных в "Тупике".
На русском языке не выходил, так что даю собственный перевод.
Как и все корабли на флоте Локи, разведчик «Похвала глупости», на котором летал Эразм Чан, был очень и очень стар. Перед гиперпространственными прыжками и после них он дергался так, что пилота выворачивало наизнанку. Кондиционер визжал и сипел, а у псевдогравитации были пятипроцентные колебания — и в результате Чан каждые двадцать минут становился то легче, то тяжелее на семь кило. Бортовой компьютер тоже был стар. В каком-то смысле это даже было преимуществом: навигационные данные в нем датировались временами Земной конфедерации; пусть они и устарели на шестьсот лет, ничего масштабнее просто не было. Но со временем, даже без дампов памяти, у компьютера развивается собственная личность, и течение замирает. Чаан не слишком доверял этой машине: она была такой же цинично-плутоватой, как и он сам.
— Ну что, герой, нас догоняют, — беззаботность машины показалась Чану неуместной.
— Спасибо, сам вижу! — прорычал он в ответ. Он прошелся по кабине туда- сюда — поджарый и подтянутый человек чуть ниже среднего роста с широким и скуластым лицом, обрамленным тонкой черной кромкой бороды. Но ходи не ходи — взгляд его постоянно возвращался к пеленгатору гиперпривода. Больше смотреть было, в общем, не нна что: пока работает гиперпространственный двигатель, приборы для нормального пространства не работают. Четыре светящихся точки на экране пеленгатора — это боевые корабли занатов. С одним он мог бы сразиться. С четырьмя — чистое самоубийство, и он не может себе такого позволить. Нужно, чтобы Локи и другие планеты человеческого космоса узнали о занатах.
К сожалению, ему не успеть: гораздо раньше его перехватят занаты; даже раньше, чем он выпутается из Туманности Ориона.
Он потянулся за бутербродом, поел. Когда снова взглянул на дисплей сверхсветового пеленгатора, оказалось, что корабли подобрались чуть ближе.
— Жаль, что я тогда не пошел в другой бар, — сказал он.
— Не тебе одному жаль, — заметил компьютер.
Как только в «Лондонский паб» вошел младший лейтенант, Чан понял: увольнительной — конец. Сопляк был в форме, то есть при исполнении, а Чан был единственным сотрудником Службы на всю забегаловку. Вот свезло— то, горько подумал он, — только вернулся с задания — так даже отпраздновать не дадут.
Празднования заслуживал и доставленный им груз — куча книг, кассет и дисков, тайком вынесенных из собора на Сьенфуэгосе. Особенно древние дискеты и диски, они дороже золота. Это помнили даже сьенфуэгосцы, которые клали их над алтарем, у статуй богов. Когда лейтенант привел Чана в штаб Службы утилизации материальной части, разведчик рвал и метал. Бкиле это показалось забавным:
— Где он тебя достал — в «Лондонском пабе» или «У Нади»?
— В пабе, — вздохнул Чан. Он не удивился, что его привычки известны; было бы удивительно, если бы было наоборот.
Оглядев его, Бкила критически изогнула бровь: «Жидковата бороденка— то». Разведчик оскорбленно дотронулся до подбородка. Он отрастил бакенбарды на Сьенфуэгосе, чтобы меньше там выделяться, и очень гордился ими. Несмотря на фамилию, у него было достаточно европеоидных генов для растительности на лице: «Старая ведьма, если ты начнешь учить меня, как стричься, я уволюсь из рядов».
Бкила расхлхоталась. Дурной знак: то, что веселит ее, другим обычно приносит проблемы. Это была полная чернокожая женщина с седеющими прямыми волосами. Глава так называемой Службы утилизации материальной части на планете Локи. Эвфемизм, конечно. Немногочисленные союзники Локи называли Службу бандой мусорщиков, а все остальные — пиратами, ворами, шпионами и далее по наклонной. Решив не тратить больше время на бесцельную болтовню, Бкила показала рукой на стул перед перед объемным голографическим экраном, занимавшим большую часть стены. Чан сел, и ему показалось в центре паутины, как будто наблюдая за работой паука; у нее в кабинете он всегда так себя чувствовал. То, что они с ней заодно, помогало совсем немного.
— Что не так? — спросил он в лоб, понимая, что без уважительной причины его бы не отозвали. Между заданиями оперативникам давали возможность покутить.
Бкила нажала на кнопку на столе. Голоэкран ожил, и появилось изображение того небольшого участка галактики, которого коснулись люди. Звезды, на чьих планетах поселились люди (согласно любым источникам, даже самым древним), были выделены синим; те, о которых на Локи что— нибудь было известно, мигали. Солнца иных разумных видов, пользующихся гиперприводом, были отмечены красным. Там, где раса не вышла за пределы родной планеты, звезда была желтой. Прочие звезды, по большей части, были пропущены. Те, которые могли служить навигационными ориентирами благодаря своей светимости, были нарисованы белым. Бкила сдвинула внешнюю панель, коснулась еще одной кнопки. На мгновение одна из мигающих синих точек стала ярче.
— Сьенфуэгос, — зачем-то пояснила она, — Выслушала твой рапорт. Хороший полет.
— Спасибо, — затем он подождал. Комплимент — еще один тревожный сигнал. Если она начинает издалека и с приятного, значит кончится точно чем-то неожиданно опасным. Конечно, не для нее. Для него.
Его подозрения подтвердились, когда в ярком свете Туманности Ориона ожили четыре оранжевые точки, а сама туманность померкла, чтобы их было лучше видно. БКила произнесла:
— Насколько я могу судить, эти точки показывают, где за последние два года мы теряли корабли.
— Но это невозможно! — выпалил Чан, — В тех местах нет планет, населенных людьми!
От Локи до Туманности двести световых лет в сторону Земли, и между ним и огромным газовым облаком почти не было синих точек.
— Если что-то уже произошло, его нельзя называть «невозможное», — мягко, как учительница нерадивого школьника, упрекнула его Бкила.
— Но ведь… — он хотел было возразить, но замолчал. Бкила понимала очевидное не хуже, чем он. Конечно, в гипер-режиме звездолеты летят вслепую, и всегда есть шанс, что выход в нормальное пространство совпадет с твердым небесным телом. Но шанс очень маленький. Возможно, инопланетяне смогли каким-то хитрым образом захватить один корабль — но не четыре же, с технологическим-то преимуществом людей — особенно, подумал он, людей на таких планетах, как Локи, сохранивших большую часть знаний и умений погибшей Конфедерации. А значит… ничего не понятно.
Как будто между прочим начальница спросила:
— Ты читал когда-нибудь «Другую дорогу»? Это стихотворение среднеанглийского автора по фамилии Фрост.
— Даже не слышал.
— Когда уйдешь, поищи современный перевод. Этот Фрост, пожалуй, предвидел будущее на сотню лет.
На объемном экране галактическая карта сменилась плоским изображением плохого качества. Многолюдный город, огромные толпы людей в странной одежде — и военных, и гражданских, на почтительном расстоянии от звездолета незнакомой Чану модели. Впрочем, он отметил, что сделан тот довольно грубо.
— Это Токио. Первая высадка роксоланов на Земле. Вместо нее могла бы быть запись из Каира, Нью-Йорка, Москвы, Шанхая или еще двадцати городов. 2039 год нашей эры, — голос Бкилы звучал мягко. Поняв, что разведчику ничего не говорит архаичная дата, она добавила:
— Сорок пятый до образования Конфедерации.
Чан присвистнул. Неудивительно, что у видео такое качество: тысяча двести лет. Интересно, сколько раз его переписывали. На экране стала опускаться аппарель корабля.
— Сам понимаешь, как волновались земляне, — сухо заметила Бкила, — с самого момента выхода роксоланов из гиперпространства они посылали им радиограммы.
Чан кивнул. Конечно, им никто не ответил.
Из корабля вышли роксоланы — взвод кряжистых гуманоидов, покрытых шерстью. На них были высокие шлемы и стальные панцири. Двигаясь синхронно и точно, как опытные воины, они построились в стрелковую цепь. Офицер с плюмажем на шлеме и алыми лентами на рукаве отдал приказ, и солдаты подняли оружие и выстрелили в землю.
Чан услышал древние крики. Изображение задергалось и исказилось — очевидно, оператор, испугавшись, бросился на землю. Все же на экране можно было заметить поднимающиеся облака черного пороха.
Окружившие корабль земные военные автоматически ответили из стрелкового оружия, ракетниц и гранатометов, а также из безоткатного орудия на бронетранспортере, который каким-то образом протиснулся на позицию рядом с инопланетянами.
Когда изображение выровнялось, стали видны пробоины в корабле, а стоять остались всего двое инопланетян. Выжившие застыли, глядя на павших товарищей и забыв перезарядить мушкеты. Понимать нечеловеческие жесты и мимику всегда тяжело, но тут все было ясно: ужас и ошеломление.
— «Другая дорога», да, — пробормотала Бкила, — В то время земляне точно знали, что сверхсветовая скорость в принципе недостижима. Какое же было потрясение, когда выяснилось: пара простых экспериментов — и они бы получили ключ к контрагравитации и гиперприводу еще три, четыре, даже пять веков назад!
— Как же они их пропустили? — спросил Чан.
— Сама не знаю. Задним умом они понимали, что все очевидно. Как там называлась раса, которая летала на бронзовых кораблях, потому что не умела плавить железо? Все известные нам разумные виды, достигшие уровня технологий, который на древней Земле отнесли бы к семнадцатому веку, добивались того, что надо. Но не мы. Вот только когда у тебя наука еще грубая и только развивается, попытки объяснить контраграв и гиперпривод приводят к полному перекосу в физике. Все внимание на гиперпространство, а другие вещи, вроде электричества и атомной теории, уже и не рассматривают. А ведь у них область применения куда шире. Как-никак, гиперпривод и контраграв полезны только тогда, когда надо срочно перевозить что-нибудь туда-сюда.
Чан кашлянул:
— Наверное, когда мы получили секрет двигателя и улетели с Земли, мы показались им всем разъяренными богами. Радары, радио, компьютеры, атомная и термоядерная энергетика — неудивительно, что следующие двести лет мы провели в завоевательных походах.
— Неудивительно, — согласилась Бкила, — Но конфедерация разрасталась слишком быстро, и даже с нашими технологиями ей стало слишком тяжело управлять. И единство долго не продлилось. Наши соседи не могли нам причинить вреда, но мы и без них справились. Кто-то в те времена написал, что только людям и подобает воевать с людьми — никто другой им в этом не конкурент.
— И произошел Распад… — прошептал Чан.
— И теперь на Локи, и еще на паре-тройке планет мы пытаемся собрать кусочки — тут обломок, там фрагмент — и когда-нибудь снова соберем эту головоломку. Или, может быть, не эту, а другую, еще лучше, чем раньше… Если у нас будет время. Но эти четыре пропавших корабля меня пугают.
Это слово Чан никогда не слышал от нее.
— Все равно я не понимаю, как они пропали. Там же нет никого.
— Никого, известного нам, — поправила его Бкила, — но я думаю, что по любой дороге можно пройти дважды.
Когда он понял смысл ее слов, у него зашевелились волосы на загривке. Бкила подытожила суровым шепотом:
— Узнай, что произошло. И вернись назад.
Когда Чан объяснил задание, компьютер «Похвалы глупости» поинтересовался:
— Может, еще о каком одолжении попросишь? Мне что, предсмертную записку написать? Не полечу. Там попаду в утиль — как и ты, кстати.
— Может, переключить тебя в ручной режим? — отрезал Чан, которому сейчас было не до препирательств.
— Не надо, — нелюбезно ответил компьютер, — Я потом от этого еще пару дней тупой и тормознутый.
Скорее, угрюмый, подумал разведчик, но сдержался. Взлет был мягкий, как на любом контрагравитационном приводе, переход на гиперпривод — жесткий, как и прочие на «Похвале глупости» в последнее время. Шатаясь, Чан добрался до гальюна; его вырвало. Выйдя, он жалобным голосом спросил:
— Неужели нельзя как-то помягче?
— Можно, конечно, — ответил компьютер, — Достанешь мне запчасти — и тогда…
Разведчик заворчал. На верфях Локи получались неплохие корабли, но некоторые методы высокоточного производства еще только предстояло открыть заново. Если ломается один из древних кораблей времен Конфедерации, ремонтом тут особо ничего не улучшишь.
Хотя у «Похвалы глупости» была электронная библиотека, путешествовать на гиперпространственном приводе было скучно. Комьютер играл в шахматы на установках, которые позволяли Чану выиграть в половине случаев, пока однажды человек не избежал ловушки, которую, как полагал комьютер, он не должен был увидеть. Тогда компьютер разбил Чана наголову шесть раз подряд, а чтобы унизить сильнее, ходил в ту же секунду, когда тот убирал пальцы от фигуры. После этого он, видимо, потешил самолюбие и вернулся на уровень, сравнимый с простыми смертными.
Иногда на пеленгаторе появлялись другие корабли. Большая их часть даже не замечала «Похвалу глупости»: приборы времен Конфедерации легко превосходили в дальности технику иных разумных видов, да и людскую, если та была сделана после Распада. Однажды за ним попытались погнаться два судна. «Пираты чертовы!», — пророкотал Чан и набрал скорость, чтобы отстали. К запланированной точке выхода в нормальное пространство он прибыл окольными путями, не желая, чтобы какой-нибудь наблюдатель отследил его курс и нашел Локи. Толчок при выключении гиперпривода был уже совсем не таким жестким, как при включении.
— И что теперь? — спросил компьютер.
На мониторе была видна совершенно незнакомая конфигурация звезд. Даже Туманность Ориона выглядела непривычно, потому что теперь Чан видел ее с противоположной стороны, а не с той, что видна в человеческом пространстве.
Пилот пожал плечами:
— Полетели к ближайшей звезде, спектральный класс G или K, — и, когда «Похвала глупости» снова включила гиперпривод, его стошнило.
Первое желто-оранжевое солнце оказалось без обитаемых планет. Второе и третье тоже. Бесплодный регион, подумал Чан. Когда он летел к четвертой, на пеленгаторе появилась эскадрилья инопланетян. Разведчика охватили волнение и тревога. Судя по яркости пятен на экране, звездолеты были довольно крупные. Скорость тоже неплохая — куда лучше, чем у большинства известных ему нечеловеческих кораблей. Он продолжил двигаться по курсу и подождал, пока его заметят.
Вскоре его и правда заметили: у незнакомцев были чувствительные пеленгаторы. Отделившись от основной группы, три корабля отправились в его сторону. Он не стал пытаться уйти — наоборот, он искал контакта. Дурак такой, сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно.
Поле двигателя главного корабля соприкоснулось с его полем, так что оба аппарата вернулись в нормальное пространство. Сглатывая слюну, Чан успел подумать: интересно, а этих инопланетян тоже при этом тошнит?
Оба корабя появились на расстоянии нескольких тысяч километров друг от друга и двигались по разным векторам. Прочие известные разведчику инопланетяне никогда не смогли бы найти его в бездне космоса, но неизвестный тут же изменил курс и отправился за ним.
— Ловлю радиосвязь, — доложил компьютер.
— Замечательно, — Чан был невесел. Бкила права, как обычно. Два других корабля явно опирались на показания пеленгаторов, потому что перешли в нормальное пространство в ту же секунду, что их товарищ и «Похвала глупости». Вскоре они появились на радаре. Корабли приближались.
— Радиообмен, — сообщил компьютер. Из динамика понеслись рокот и свисты, и исходили они явно не из человеческих глоток.
— Пусть подумают вот над этим, — и Чан произнес в микрофон свое имя и название корабля, — Запиши и сбрось на их частоту.
На несколько секунд повисла мертвая тишина, а потом эфир взорвался; на этот раз в инопланетных звуках слышалось куда больше возбуждения. Интересно, подумал Чан, они уже научились у прежних пилотов английскому или нижнекитайскому? Если научились, то никак этого не выдают. Непонятная тарабарщина не прекращалась.
Завыла тревога, компьютер заорал:
— Ракета!
Через секунду он сообщил:
— Привод — контраграв, скорость нормальная, но промахнулись — перелет.
— Всего один пуск? — голос разведчика был напряжен.
— Пока да, — компьютер «Похвалы глупости» был законченным пессимистом.
— Возможно, предупредитель… — тут на переднем экране зажглась звезда — ярко-белая вспышка сверхновой пожелтела, потом стала оранжевой, потом покраснела и медленно угасла.
— Атомный взрыв, — сухо сказал компьютер, — в пределах тридцати килотонн.
Чан схватился за голову. Значит, не только электроника: инопланетяне что-то понимают и в ядерной физике. Хуже быть не может.
— Вот кого он высветил, — на еще одном экране появилось зернистое, сильно увеличенное изображение. Внешний вид кораблей был незнаком, но с первого взгляда было ясно: боевые. Они ощетинились ракетными установками, плюс на каждом было по две турели — для ближнего боя, догадался Чан.
Разведчик прикинул разные варианты. Даже если он победит их в открытом бою, информации будет слишком мало, и Бкила будет недовольна. Но и безропотно сдаваться — тоже не дело. «Они, наверно, тоже обеспокоены, — решил он и приказал компьютеру, — Пальни-ка в сторону ведущего, на то же расстояние, что и он. Только замедли скорость ракеты, чтобы им казалось, будто у них они быстрее». Он не собирался раскрывать все карты. Снова расцвело безошибочно яркое атомное пламя. Инопланетный гвалт превратился в ор. Внезапно стало тихо: должно быть, кто-то из не-людей подумал, что Чану может быть известен их язык. Кошки-мышки, подумал разведчик, только никто не знает, кошка он или мышка. Три инопланетных корабля сблизились, но не настолько, чтобы взрывом можно было уничтожить больше одного. Туда-сюда сновали шлюпки: очевидно, совещаются. Хорошо, что он прилетел один. Чан пошел спать. Все равно, если будут нападать по-настоящему, отражать атаку будет компьютер. Через пару часов машина разбудила его, чтобы сообщить: один из инопланетян ушел в гиперпространство. Который? На экране мелькнул самый маленький из кораблей. От борта одного из оставшихся отошла шлюпка и отправилась к «Поъвале глупости». В отличие от своего корабля, она ярко горела. Что это, аналог парламентера с белым флагом? Чан не мог позволить себе доверчивость:
— Если подойдет ближе, чем на 2000 километров, давай еще один предупредительный выстрел. На этот раз не ядерный, а химический.
Но шлюпка остановилась на расстоянии в два с лишним раза больше. Потом вернулась на корабль, оставив небольшую металлическую канистру, к которой, чтобы была заметнее, были присоединены прожектор и радиомаячок.
— Осторожничают, — сказал Чан.
— Возможно, там мина.
— Вполне возможно, — согласился он, — Выясним? Пошли туда зонд.
К канистре помчался маленький робот. Разведчику стало интересно, что об этом подумают инопланетяне. Это им покажет уровень его технологий, но ему хотелось узнать больше и об их уровне.
Маяк на канистре горел очень ярко, но лампа была не плазменная. Аккумулятор был больше земных. Канистра выглядела подозрительно — уж не мусорный ли это бак? К крышке липкой лентой примотана фольга. Клейкий слой начал высыхать, и лента прилегала неплотно.
По указанию Чана зонд содрал фольгу. Ничего неожиданного не произошло. Камера показала, что внутри канистры были только два листа толстой бумаги, похожей на пергммент — один хороший, а другой с неровным краем, словно вырванный из книги. На книжной странице была надпись на незнакомом языке, но больше всего еста занимала черно-белая распечатка — неправильной формы узор из линий и промежутков. Пилот привык видеть его в цвете, но узнал сразу: спектрограмма! Это его воодушевило:
— Сравни со спектрограммой звезды, к которой направляется их флот.
Через несколько секунд компьютер сообщил: «Совпадают». Чану показалось, что в электронном голосе звучат нотки удивления и уважения. Пилот скрыл улыбку: компьютер был умнее него, но вот к выводам на основе интуиции был неспособен.
На другом листе было свидетельство того, что инопланетяне привыкли контактировать с другими расами. С помощью тщательно выполненных рисунков объяснялось, что Чан должен выйти в гиперпространство между двумя нечеловеческими кораблями и позволить им вести его к звезде. Еще там содержалось предупреждение: если он решит самостоятельно выйти в нормальное пространство, будут стрелять. Выводить его должен был один из их кораблей, соприкоснувшись с ним полями гиперприводов.
— Разумная осторожность, — сказал Чан, — Наверняка, когда я появлюсь, они соберут в этом месте боевые корабли со всей системы. Я бы на их месте так и сделал.
У «Похвалы глупости» прыжок получился плавным. Сопровождающие шли рядом, на минимальной дистанции, достаточной для работы их полей. К его сожалению, когда Чан увеличивал скорость, они не отставали. Хотя в остальном их технологии были чуть примитивнее, чем у землян, системы гиперпривода у них были первоклассные. Когда до предполагаемого выхода в нормальный космос оставалось совсем немного времени, пилот, скрежеща зубами, вколол себе несколько кубов РНК-модификатора памяти. На ближайшие десять дней — две недели это даст ему способность запоминать практически всё. А заодно будет вызывать жуткую головную боль.
Как и земляне, инопланетяне предпочитали выходить в нормальный космос подальше от плоскости эклиптики звездной системы, чтобы свести к минимуму контакт с космическим мусором. Разведчик апатично слушал радиообмен между сопровождающими и кораблями, которые, как он догадался, собрались его встречать. Несколько кораблей построились вокруг него сферой. Ему подбросили еще одно письмо в канистре. Там было сказано: во время приближения ко второй планете надо оставаться в центре строя. Разведчик проворчал:
— Если бы не торжественность момента, я бы лучше своим ходом… — знакомство с поэзией Фроста вызвало у него интерес и к другим старинным авторам.
[Слова, приписываемые Аврааму Линкольну: «Чувствую себя как человек, которого вываляли в смоле и перьях, привязали к шесту и таким манером вынесли из города. Когда его спросил, что он по этому поводу думает, он ответил: “Если бы не торжественнсоть момента, я бы лучше сам, ногами”». - Прим. перев.]
Головной корабль стал замедлять скорость и сократил дистанцию до пары километров, а потом начал мигать огнями. Спустя минуту-другую пилот «Похвалы глупости» понял
— Глупость, скажем так.
— Она самая, — согласился корабль, но, несмотря на оговорку Чана, последовал за инопланетным кораблем.
Все космодромы на цивилизованных планетах до ужаса похожи друг на друга — да и невозможно, наверное, сделать гиганткие бетонные площадки интересными. Впрочем, проходя последнюю облачную гряду в тропосфере, Чан обратил внимание на здания по периметру, явно построенные по всем правилам фортификации. «Похвала глупости» села почти в центре космодрома. Над головой ревели летательные аппараты атмосферного типа. К кораблю с грохотом поехали бронированные машины с пушками, напомнившие Чану о древней видеозаписи, которую еу показала Бкила.
По бетону в его сторону побежали пехотинцы. Чан увеличил изображение на мониторе. Инопланетяне, в общем и целом, были гуманоидного вида, чуть выше и худее человека; только колени у них сгибались не вперед, а назад. Лица у них блыи узкие, похожие на лисьи, с длинными челюстями и затупленными хищными зубами. Почти все тело покрывала густая изжелта-рыжая шерсть; из одежды на них были только сапоги, поясные ремни с выпирающими патронташами, а также каски.
Увидев их стрелковое оружие, разведчик невольно вздрогнул: кривизной магазина они напоминали автоматы Калашникова, которые до сих пор встречаются повсюду в человеческом пространстве. Впрочем, он быстро понял, что это это просто совпадение: устройство этих автоматов было другим.
Он взглянул на анлиз атмосферы. Воздух был нормальный, если не считать некоторых вредных оксидов азота и сульфидов, источником которых, видимо, были грохочущие и чадящие железные монстры. О болезнях можно было не беспокоиться: инопланетные микробы крайне редко нападают на человека. К тому же у разведчика для пущего укрепления иммунитета были прививки самого широкого профиля.
Пилот дал компьютеру инструкции, нацепил на пояс пистолет и полез, вращаясь, по шлюзовому коридору. Против оружия местных пистолет не играет, но любая раса с организованной армией прекрасно поймет значение оружия на поясе.
Самый страшный момент наступил, когда открылась дверь люка. Если вдруг какой-то инопланетянин откроет пальбу — с перепугу или из любви к искусству, — в следующий раз Бкиле придется говорить новому пилоту уже о пяти пропавших разведчиках. Когда Чан оказался в поле зрения, какие-то инопланетяне что-то прокричали. «Видимо, офицеры, — шепнул комьютер через приемник, вживленный разведчику за ухо, — видишь, у них на касках полосы». Один из них отвел в сторону автомат какого-то солдата, и так Чан опытным путем узнал первую фразу на чужом языке: не стрелять!
На мгновение ему показалось, что у него смещатеся центр тяжести, но потом он понял, что как раз наоборот — это он, как моряк, сошедший на берег, настолько привык к пульсирующему генератору гравитации на «Похвале глупости», что стабильная сила притяжения уже казалась необычной. После механически очищенного воздуха в корабле неопознанные острые запахи растительности опьяняли, как вино. Не мешал даже запах солярки, хотя от него Чан закашлялся. Он прошагал вокруг корабля, образуя окружость радиусом метров в десять и показывая руками, что солдатам приближаться нельзя. Один из отрядов решил наплевать на предупреждение и вошел в этот воображаемый круг. «Похвала глупости» тут же включила душераздирающий сигнал тревоги. На нарушителей навелись корабельные пулеметы, и инопланетяне бросились назад.
Чан улыбнулся. Пусть думают, что на корабле еще есть экипаж. Тем более, в каком-то смысле так оно и есть.
От небольшого подразделения отделился один инопланетянин. Он прошел вперед и демонстративно остановился на границе, которую отмерял Чан. Разедчик почувствовал мускусный запах. Кто знает, что инопланетянин думает о его собственном запахе?
Чужой — судя по пяти полосам на каске, явно с офицерским званием — показал пальцем на себя и сказал: «Зан». Потом на одного из солдат позади: «Зан». И на еще одного: «Зан». Потом обвел рукой с десяток солдат: «Занат».
Так начались уроки местного языка. Чан быстро понял, что занатский офицер — специально обученный специалист по контактам. Он работал спокойно и профессионально, так что было ясно, что он занимается такими делами уже давно. Офицер методично давал ему уроки лексики и грамматики. От последней Чану хотелось застонать: занатский язык был синтетический, с падежами, склонениями и спряжениями. Втайне разведчику хотелось, чтобы язык был более аналитическим, как нижнекитайский или английский. Впрочем, его спасало то, что он часто летал на планеты, где говорили на языках, произошедших от русского. Кроме того, он не мог забыть выученное. Специалиста по контактам звали Лайош — по крайней мере, так это имя произносил сам Чан; его собственное имя инопланетянин превратил в «Раземджанг».
Лайош расстегнул ремень, снял сапоги, положил каску на землю. Полностью раздевшись, он показал пальцем на себя, потом на трап «Похвалы глупости». Прядая ушами (Чан уже понял, что это эквивалент поднятой брови), он спросил: «Пойдем туда?»
— Нет, — ответ прозвучал невежливо, но по-другому разведчик пока не умел.
Лайош пожал плечами, совсем по-человечески. Показал на массивные сооружения в нескольких сотнях метров от них:
— Тогда туда?
Пилот решил рискнуть. В рюкзаке у него был запас пищевых концентратов, а также витаминов для добавки в инопланетную еду и реагентов для выявления типичных неусвояемых белков и жиров. Если занаты собираются его убить, отравление — слишком сложный и трудоемкий способ. Об этом он сообщил «Похвале глупости», а потом добавил:
— Если не вернусь, передай данные на родину, если сможешь. Этот приказ приоритетен. Еще более приоритетно: при попытке захвата — самоуничтожение.
— Вас понял, — мрачно отвеил компьютер и через имплантированный передатчик, и, по инструкции Чана, через коммуникатор. Чан хотел, чтобы Лайош понял, что у него в руках. У занатов вместо коммуникаторов были тяжелые рации, помещавшиеся в массивных рюкзаках больше, чем у Чана. Судя по всему, Лайош был достаточно умен, чтобы сделать определенные выводы. После нескольких попыток человеку удалось донести до занатов мысль: если он не будет связываться с кораблем или если они попытаются туда проникнуть, им придется худо. Лайош согласился так быстро, что Чан не сомневался: когда выпадет удачный момент, занаты сразу попробуют залезть в корабль. Он пожал плечами: это и так ясно.
Когда они шли к зданию космопорта, вокруг него и Лайоша выстроились солдаты. Уже около здания Чан услышал выстрелы — сначала одиночные, а за ними жесткое «тра-та-та» автоматического стрелкового оружия.
Он обернулся, но выяснилось, что это не связано с его «Похвалой глупости». Несколько бронемашин с ревом поехали от корабля к дальнему краю космодрома.
— Что там? — спросил он у компьютера.
— Бой, — как бы тот ни был разумен и развит, он мог отвечать с досадной буквальностью, особенно после перевода в ручной режим и установки приоритетных команд. Впрочем, через секунду он сообщил ценную информацию:
— Нападающая сторона тщательно маскируется, но это, по-видимому, не занаты.
— Интересно, — ответил Чан, повернулся к Лайошу и употребил единственное вопросительное местоимение, которое пока знал:
— Что?
Специалист по контактам развел четырехпалыми руками (жест, известный многим разумным расам) и сказал:
— Слайор.
Потом пояснил:
— Народ планеты.
Он несколько раз пытался переформулировать, пока не удостоверился, что Чан его понимает. Лайош был не очень высокого мнения о слайорах. Показал на корабль:
— Слайор — нет.
На бронемашину:
— Слайор — нет.
Местные варвары, пояснил про себя разведчик. Значит, это не родная планета занатов. Хоть он и не думал, что это родная планета, но все равно выводы из этого истекали неутешительные. Занаты пришли сюда не торговать, а завоевывать. Это говорило об агрессивном расширении и объединенном империализме в духе погибшей Конфедерации.
И если они застанут расколотое человечество врасплох… Да, технологии у них похуже, чем земные — ну так и в человеческом пространстве очень многое утеряно и позабыто. Чану захотелось убежать и спрятаться, но вместо этого пошел за Лайошем. Дверь здания закрылась за спиной с глухим ударом — явно армированная. Лайош провел его по паре лестничных пролетов и через запутанные коридоры. Они дошли до большого кабинета — анфилады комнат, — из которого солдаты выносили письменные столы, картотечные шкафы и прочую конторскую мебель. Другие солдаты устанавливали мебель, явно принесенную из местной казармы — большой металлический рундук, стол, армейская койка точь-в-точь как на Локи и несколько странных приспособлений. До Чана не сразу дошло, что это — аналог стульев для тех, у кого колени загибаются назад. Лайош показал на мебель и зал: «Ваши».
Чан кивнул; с этим жестом специалист по контакту был знаком. Разведчик обратил внимание, что окна выглядели, как бойницы, как и подобает крепости. Он не стал удивляться, когда обнаружил за дверью охрану. Он был пленником с самого момента появления в этой планетной системе.
Он так быстро овладел занатским языком, что Лайош начал его уважать. Специалист по контактам был настойчив и упорен. Да, у него не было искусственно модифицированной стопроцентной памяти, но своя у него была хорошая. Кроме того, занатам нужно было спать в два разо меньше, чем людям. Человеческая спячка казалась Лайошу забавной.
Чану он был симпатичен, во многом из-за того, что не слишком принимал себя всерьез. При этом зан умело вел допрос, ловко переходя с одной темы на другую. Но все-таки ему не удалось выведать одну тайну: разведчик тщательно следил за речью, всегда упоминая Конфедерацию в настоящем времени. В этом он был настолько последователен, что у Лайоша не возникло и тени сомнения. Все равно было нелегко. Лайош вытащил из него много сведений, сам же выдал очень мало.
Чану стали сниться его пристально смотрящие золотые глаза, его гортанная речь. Снилось, что они разговаривают во время бури. Гремел гром, небо прорезали молнии. Он не сразу осознал, что проснулся. Была кромешная тьма, но его комнату прорезали огненные вспышки. Грохотало громче и чаще, чем во время бури.
Во всей этой неразберихе слышались голоса: резкие выкрики занатов и какие-то другие звуки — тонкий высокий вой, который становился то выше, то ниже и переходил в непонятные причитания. Этот вой был все громче и все ближе. Занаты не стали его разоружать. Он надел пистолет и выглянул из окна. Фонари (дуговые лампы на высоких столбах) освещали космодром жутковатым синим светом. Мелькающие в нем тени были черными и резкими, словно пропечатанными. Большая их часть двигалась со змеиной грацией, не свойственной занатам.
Пулеметное гнездо изрыгнула пламя. Бегущие фигуры одна за другой повалились на землю. Среди них, показалось Чану, была пара занатов. Потом пулемет замолк. Заклинило? Ударник сломался? Неясно. Несколько грациозных бегунов бросилось к гнезду. Пулемет молчал.
Раздался взрыв. Судя по густому дыму, это был пороховой заряд, примитивный, но действенный. Столб с дуговой лампой накренился, закачался и упал с тяжелым звуком. Через мгновение завалился еще один фонарь, и четвертая часть площадки погрузилась в полумрак. Слайоры торжествующе завыли. Не у всех было свое традиционное оружие: в стену рядом с окном ударила очередь из шести пуль. Чан быстро отстуипл назад. Наверняка трофейный автомат.
Еще один взрыв, а вслед за ним — звон от удара космического корабля о бетон. Внутри Чан всё сжалось. Если «Похвала глупости» взорвана аборигенами, то это все равно что атомная ракета от занатов — так и так он останется здесь навсегда.
Занаты в строениях космодрома не слишком растерялись. Часовые подняли тревогу, да и в целом эти существа спят более чутко, чем земляне. Ревели сирены. В соседнем помещении отдавались приказы, послышался звон разбитого стекла, из окна застучал автомат. Какой-то солдат заорал: «Пара тупорылых фаргов готова, мать их так!». Но, по всей видимости, слайоры готовились к нападению много месяцев, а то и лет. На ненавистных захватчиков со звезд они бросили все, что у них было. Чтобы хоть как-то бороться с занатской артиллерией, они каким-то образом подтащили к краю космодрома одну из своих неповоротливых пушек. Со вспышкой она изрыгнула облако дыма. В здание ударило ядро, но стены выдержали: занаты строили крепко. Когда аборигены попытались выломать бронедверь, через которую Чан вошел сюда, их нападение отразили. Занаты, отступая, вели плотный огонь. Чан подумал было, что атака захлебнулась, но выяснилось, что это лишь отвлекающий маневр. Пока слайоры бились в дверь, их диверсант заложил пороховой заряд у дальней стены здания, поджег фитиль и ретировался.
Взрыв повалил Чана на землю. Он свернулся клубком. Пол шатался. Шум был настолько оглушителен, что чуть не выбивал перепонки.
Шатаясь, он поднялся — растерянный, наполовину оглохший. Глухо, как будто сквозь ревущую воду, он услышал крики раненых занатов. В воздухе висел запах пороха и крови. Были и другие крики, возбужденные. В здании слайоры.
Дверь распахнулась. В коридоре горело лишь тусклое аварийное освещение, но этого хватило, чтобы увидеть Лайоша и двух солдат с автоматами. Специалист по контактам хромал, нога ниже колена была грубо перевязана.
— Пошли! — рявкнул офицер, — Мы тебя отсюда выведем. Здесь оставаться нельзя: ты слишком ценен, чтобы отдавать тебя в лапы дикарей.
Чан не возражал, хотя причины для этого у него были совсем другие. Однако меньше всего на свете ему хотелось, чтобы его увозили далеко от «Похвалы глупости». Он колебался, и тогда один солдат под началом Лайоша угрожающе приподнял оружие. Он подчинился.
Не обращая внимания на рану, Лайош быстро шел по лабиринту из коридоров, находя маршрут среди завалов и трупов. Чан впервые увидел слайора, уже убитого — стройное безволосое существо с серой кожей. В руках тот продолжал сжимать большой мушкет. По груди прошла строчка аккуратных полевых отверстий; на истерзанную красную спину было жутко смотреть. Офицер обратил внимание на взгляд Чана:
— Глупцы! Конечно, отважные глупцы, но все равно глупцы. Как они не поймут: если мы их замирим и включим в нашу Сферу, им самим будет лучше?!
Старая песня, подумал Чан. Так говорили римляне в Галлии, британцы в Индии, американцы в Индокитае, Конфедераты на Эпсилоне Эридана — один. Иногда они оказывались правы, иногда — наоборот. Но всегда при выяснении, кто из них прав, погибала куча народа.
Из-за угла высунулся низкорослый абориген, издал боевой клич и бросился в атаку. В руках у него была лишь рапира. Очередь из занатского оружия — и он упал как подкошенный. Тут из-за его спины раздался выстрел — глухой звук слайорского дымного пороха. Один из солдат Лайоша упал лицом вперед. Душераздирающий вопль: слайор не успел толком порадоваться победе. Лайош опустился на колени и что-то спросил у раненого, очень тихо, так что Чан не услышал. В ответ раздался приглушенный хрип. Лайош достал нож и быстрым, привычным движением перехватил солдату горло, потом по очереди прикоснулся пальцами к его ушам, глазам и носу. Выпрямился и побежал дальше, ведя оставшегося солдата и Чана к двери: «Сюда». Потом он крепко-накрепко закрыл дверь: «Теперь вниз, в подвал». На спиральной лестнице ранение все-таки дало о себе знать: спускаясь, Лайош постоянно морщился и кривил темный тонкогубый рот.
В подвале слайоров пока не было, но не работало даже аварийное освещение. Чан не успел толком подумать о побеге, как занаты достали электрические фонарики. Лайош шел впереди так уверенно, словно ему свет и не нужен. Наконец, он нашел ту дверь, которую искал.
— Подземный ход, — пояснил он Чану, — как раз для таких оказий. Надеюсь, на той стороне нас ждет транспорт.
В длину туннель насчитывал несколько сотен метров, и черноту прорезали только тоненькие оранжевые лучи фонариков. Потом запахло свежим воздухом, прохладным и влажным. Лайош вскарабкался по металлической лестнице: «Ты следующий». Помня, что у него за спиной солдат с автоматом, Чан полез вверх. Это был парк военной техники, надежно укрытый плотными зарослями кустарника, так что с космодрома его не было видно. Здесь еще оставалось две-три тяжелых, приземистых и смертоносных бронемашины, но большая часть уже давно участвовала в бою. После их проезда в местной растительности остались широкие просеки. Лайощ прошел мимо этих махин и отправился к более легкому и быстрому транспорту. Военный историк назвал бы это бронетранспортером. Похожую технику Чан видел на нескольких человеческих планетах
Солдат залез в отсек механика-водителя. Лайош и Чан обошли машину, чтобы залезть в кузов. Специалист по контактам отвернулся, чтобы открыть двойную дверь кузова, — и Чан, дождавшийся момента, когда за ним не следят, достал пистолет и рукоятью ударил его по затылку, за правым ухом.
Инопланетянин мешком осел на землю. Разведчик побежал к обратно к солдату; тот, ругаясь, пытался завести мотор. При виде пистолета он замер.
— Вылезай, — приказал Чан. Затем он оглушил его, как и офицера.
Держа пистолет наизготовку и взглянув Лайоша, он на какую-то секунду задумался. Но тут из горловины подземного хода раздались крики — ну а, кроме того, этот зан все-таки пытался его спасти. Разведчик развернулся и бросился к летному полю. Ноздри заполнял запах раздавленных растений.
Он достал из кармана коммуникатор:
— Бегу!
— Долго же тебя не было, — сварливо заметил компьютер «Похвалы глупости», — тут весело.
Выйдя из зарослей кустарника, Чан увидел: «весело» — это не то слово. На посадочной площадке горело несколько бронемашин. Единственным источником света были они и горящие здания космопорта. Чан бежал мимо разбросанных повсюду тел занатов и слайоров, мимо взорванных и разбитых звездолетов. Когда он осознал, что самые ожесточенные бои прошли вдалеке от «Похвалы глупости», стало немного легче. Тут у самого уха просвистела пуля, еще одна с коварным звоном отскочила от бетона. Он понял, что на его безопасность расстояние никак не влияет. Впрочем, едва ли он хорошая мишень — так, одна из многих фигур во мраке. «Похвала глупости» возвышалась в ста метрах от него. Он до последнего не замечал слайора. Абориген бросился на него с мечом — на этот раз не с рапирой, а с огромной клейморой. Удар — и мимо. Чан выстрелил в упор, но тоже мимо. Тогда он метнул пистолет в лицо местному жителю. Слайор, причитая, упал на землю. Чан не стал оглядываться. Он полез по трапу, перескакивая через три перекладины зараз.
— Летим отсюда, — заорал он, намертво задраив люки, — у них и без нас забот полон рот!
За «Похвалой глупости» устремились полоски ракет, но она поддала скорости и устремилась в космос; ракеты отстали. Чан радостно завопил и потянулся за шампанским.
Радость оказалась недолгой: по понятным причинам занатские корабли на орбите были более зорки, чем наземные силы. Радио трещало от призывов выйти на связь, которые он игнорировал. Радар и контраграв-пеленгатор предупредили о запуске ракет класса «корабль — корабль», быстрее и смертоноснее наземных.
— Сбей, — приказал Чан, и тут же добавил, — Но только не атомными. Нам скоро придется иметь дело с этим народом. Не хочу, чтобы про нас помнили, что мы им разрушили магнитосферу целой планеты.
Но быть сбитым он тоже не хотел, поэтому не стал приказывать уменьшить мощность противоракет. Они легко сбили вражеские ракеты — немудрено, если и сенсоры лучше, и контраграв-привод мощнее. За кормой расцвели небольшие красно-золотые фейерверки.
Он перешел на гиперпривод гораздо раньше, чем осмеливается большинство пилотов. Он был настолько рад, что рывок закончился, что не сразу вспомнил, что его должно было стошнить. Он гнал «Похвалу глупости» изо всех сил, пытаясь выйти из зоны охвата пеленгаторов раньше, чем преследователи разовьют сверхсветовую скорость. Больше часа он думал, что отстали. Затем на дисплее пеленгатора мигнула яркая точка — далеко позади, но совершенно точно у него на хвосте. Он выругался и поменял векторы. Враг последовал за ним. Чан снова выругался. Он и раньше видел, что у занатов хорошее сверхсветовое оборудование.
— Раз так, придется брать их измором, — пробромотал разведчик. Но противник не хотел исчезать с экрана. Через какое-то время на край дисплея заползла еще одна точка, потом еще две. У всех было сильное эхо, наверняка боевые корабли.
Чан попытался утешить себя азбучной истиной, которую повторяют все капитаны, оказавшиеся в беде, со времен морских походов на Терре: если враг идет в кильватере, погоня будет долгой. Но, взглянув на пеленгаторы, он понял: не очень долгой.
Через несколько дней по внутрикорабельному времени Чан и компьютер перестали соболезновать друг другу по поводу неправильного выбора питейного заведения в тот злосчастный день. К этому моменту его фора в почти что один световой год сократилась до чуть больше чем половины астрономической единицы. Корабли занатов маневрировали, пытаясь окружить его со всех сторон; Если они одновременно соприкоснутся с его полем гиперпривода, то их всех сразу выбросит в нормальный космос — а в лобовой атаке преимущество только на их стороне.
— Значит, мне придется уйти на околосветовую первым, — сам того не желая, решил Чан. Последнее прибежище пилота, которого обошли по всем статьям.
— Быть может, — добавил он, не особенно в это веря, — они меня даже потеряют.
Где эта хитрость и может сработать, так это в Туманности. Газ и пыль творят страшные вещи с приборами.
С надеждой он спросил:
— Тут поблизости есть какие-нибудь плотные облака?
Компьютер почти минуту рылся в памяти и вносил поправку на движение небесных тел за несколько столетий. Наконец он сказал:
— Вообще-то да. Мы находимся рядом с объектом Хербига — Аро.
— Впервые слышу, — честно признался разведчик, — Что это такое?
— Яркая туманность с уплотненным центром, который…
— Молчи! Это как раз то, что нам нужно. Им придется связать приводы с показаниями пеленгаторов и выскочить из гиперпространства одновременно с нами. Иначе — перелет, и тогда они нас не найдут. На сверхсветовой скорости половина а.е. — это пшик. Проложи курс так, чтобы, когда мы с ними выпрыгнем, они были чуть-чуть ближе к этому твоему уплотненному центру, — Чана обуял безудержный оптимизм, — Может, один из них на вывходе столкнется с твердым телом, и тогда наши шансы возрастут. Мы ведь можем бороться с тремя?
— С почти израсходованным запасом ракет — нет, — тут же отозвался компьютер.
Пилот вздохнул. Голос «Похвалы глупости» продолжил мысль:
— Пересмотри план. Объекты Хербига — Аро могут…
Еще бунта машин тут не хватало:
— Отставить болтовню! Выполнять! — рявкнул Чан, — Переход в ручной режим.
У повисшей тишины был отзвук упрека. «Похвала глупости» сменила курс. Занаты последовали за ней, как гончие за зайцем.
Чан так стиснул кулаки, что ногти впились в ладони. Ведущий был от него теперь всего лишь в почти половине а.е. — не больше семидесяти пяти миллионов километров. Если этот Хербиг-Аро не появится как можно скорее, то занаты сами выведут его из гиперпространства и навяжут бой на собственных условиях.
Внезапно «Похвала глупости» до тошноты резко накренилась. Все приборы для нормального пространства ожили — и тут же сработали все сигналы тревоги на корабле. Зажглись красные спецсигналы, завыли и затрезвонили сирены, да так, что и мертвого поднимут.
Чан этого даже не заметил. Разинув рот, он не мог поверить в то, что видел на мониторах. Он сдавленно закричал (или, скорее, громко прошептал):
— Черт возьми, что здесь делает звезда?!
Это и вправду была звезда, ярко-алое чудище. От «Похвалы глупости» до края хромосферы было не больше пятнадцати мллионов километров. Если бы Чан стоял на поверхности планеты, то этот гигантский шар простирался бы на две трети небосвода. Он вглядывался в глубниу разреженных газов фотосферы. По цвету газовых вихрей можно было судить об их температуре: тут — рубин такого насыщенного оттенка, что почти не поддается человеческому зрению, там — сияющий поток цвета расплавленного металла. Ощущение было такое, будто он смотрит на бушующий океан пылающего вина. Он не мог оторвать глаз, а потом рассеянно потер лоб. Приборы не могли напомнить ему о том, где он находится, но пот на лбу и руке смог. Неважно, насколько экранирован корабль: еще несколько секунд — и он сварится заживо. Он ткнул пальцем в кнопку гиперпривода. Измученные двигатели застонали, но для Чана не было ощущения прекрасней, чем рывок, придавший «Похвале глупости» сверхсветовую скорость. Сигналы тревоги затихли. На дисплее пеленгатора не было вообще ничего. Чана передернуло:
— Одно точно знаю: они даже не успели ничего понять. Как мошкара под паяльной лампой…
Потом организм отреагировал, и его передернуло еще раз. А ведь он тоже мог вылететь в самый центр звезды… о которой компьютер ничего не знал!
— Да ты нас обоих чуть не изжарил! — взвыл он. Ответа не было. Он вспомнил последнюю команду:
— Снять ручной режим. Интересно, что ты скажешь в свое оправдание. Почему ты думал, что мы летим не к звезде, а к туманности?
— Это даже тебе должно быть ясно, — ответил компьютер, как всегда, раздраженный после ручного режима, — Когда составлялись мои навигационные карты, этой звезды еще не было.
— Рассказывай! — фыркнул Чан.
— Твое невежество — не моя проблема, если не считать того, что оно чуть не погубило «Похвалу глупости» и тебя заодно. Ты же не слушал предупреждений. Еще в конце второго века до Конфедерации астрономы знали, что объект Хербига — Аро — это предвестник звезды.
— Так ты это серьезно… — изумленно произнес разведчик.
— Да, серьезно, — компьютер, похоже, был полон решимости отыграться на нем, — Как думаешь, почему объекты Хербига — Аро имеют такую светимость? Потому что энергия облака, медленно конденсирующегося в центре, ионизирует газ и заставляет его светиться. А когда гравитационное сжатие уменьшает туманность до размеров Солнечной системы — например, до 80 а.е. в поперечнике, — происзодит что-то новое. Какая-то часть внутренней энергии перестает нагревать газ в облаке и начинает расщеплять в его центре молекулы водорода и прочих элементов. Там становится очень жарко. И вот когда эта энергия уходит на другие нужды, давления газа больше не хватает для поддержки облака. За стандартные полгода или около того оно схлопывается и в конце концов сжимается до примерно нуля целых восьми десятых а.е. После этого тепловая энергия и давление, возникшие в результате коллапса, восстанавливают равновесие, и становится видимой новая звезда с температурой поверхности порядка 4000 кельвинов.
— Да еще какой видимой! — Чан никак не мог забыть те яростные алые всполохи, — А почему со времен Конфедерации ни одна экспедиция не пролетела мимо и не заметила ее?
— Здесь мало человеческого транспорта, — ответил компьютер так, как будто по-электронному пожал плечами, — а на более обжитых маршрутах никто ее пока не видел: ее свет до них еще не дошел. Судя по диаметру и спектру, ей не больше двадцати лет.
— Двадцати лет… — пробормотал пилот. Страх по капле вытек из него, а ему на смену пришли восторг и благоговение — не всякому удается присутствовать на самых больших родах в известной истории.
— Домой, прямо, — сказал он, — Теперь Бкила обрадуется, да и астрофизики тоже.
Тут на его лице отразился меркантильный интерес:
— Интересно, сколько мне заплатят за эти пленки?
В рабочем кабинете Бкилы воздух всегда нагрет до той же температуры, что и в других помещениях Службы утилизации материальной части. И все равно кажется, что холоднее на пять градусов по цельсию.
— Некомпетентный, — отчитывала она его, — Неловкий, безголовый, везучий. Подумать только, два раза повезло! Такого везения в принципе никто не заслуживает!
Похоже, ее раздражало, что Чан вообще вернулся. Сам он ухмылялся, как наглый школяр:
— А кто-то меня учил, что главнее всего результат. И как вам мои результаты, о наставница?
— Не без недостатков, — мрачно ответила она, — С этими твоими занатами нельзя будет не считаться. Судя по твоим пленкам, у них уровень технологий земного двадцатого века. Ну, примерно, сто тридцатый год до Конфедерации. В человеческом пространстве не больше двухсот планет с таким же уровнем развития, причем три планеты не доверяют четвертой. И, к сожалению, Локи в их числе. Теперь весь их биологический вид, все они знают, где мы находимся.
— Они и до нашего знакомства примерно представляли, — возразил Чан, — К тому же можно надеяться на то, что они теперь понимают: лучше к нам не лезть. Да, они сбили наших первых разведчиков, но Лайош сам мне сказал, что для этого им пришлось напрячься. Потом они послали за мной четыре больших боевых корабля — и все потеряли.
— Только ты к этому не имеешь никакого отношения.
— Но они-то об этом не знают! Что они решат? Или «Похвала глупости» сама справилась с четырьмя кораблями куда крупнее ее, или мои слова о Конфедерации оказались правдой, и меня ждало подкрепление. Ни один из вариантов им не понравится.
Бкила слабо улыбнулась:
— Да, ты не напортачил. Безусловно, это было самое лучшее твое решение за время вылета.
— Ну не совсем, — ответил Чан. Его пленки и записи вызвало экстаз у всего отделения астрономии при Коллегии планеты Локи, так что денег ему дали даже больше, чем он ожидал. Хватало на то, чтобы отлично погулять — в качестве возмещения за ту попойку, которую так подло сорвала Бкила. Однако она не закончила:
— Ты общался с занатами. Что ты в них увидел? Ты вправду веришь, что они будут нас избегать — ну, например, их Сфера нарастит оборону до зубов и не будет будить лихо? Или, может, они пойдут искать, что же пошло не так. Говори честно.
Улыбка постепенно сошла с лица Чана. Да, Бкила умела указывать на самую суть проблемы. Пилот был вынужден ответить:
— Боюсь, пойдут искать.
— У меня от твоих рапортов ровно такое же впечатление, — кивнула она, — но личный опыт и ощущения важнее всех записанных донесений. Важно, что наша оценка совпала.
Бкила очень редко раздавала комплименты. Покраснев от этой похвалы, Чан рискнул:
— Когда Лайош меня колол, у меня возникло впечатление, что вы бы с ним отлично сработались.
Он поделился этим соображением нерешительно: с одной стороны, оно его утешало, а с другой — беспокоило. Бкила и бровью не повела:
— Я тоже так думаю. Да, как биологический вид они очень на нас похожи. Даже слишком, пожалуй.
Она вздохнула:
— Да уж, интересные времена, интересные…
Она отвернулась, как будто Чана не было в кабинете, и произнесла в селектор:
— Иосип, Нилам, вы на месте? Действуйте по плану номер два.
Разведчик вышел из кабинета. Бкила не любила церемоний и часто переходила от одного дела сразу к другому. Она не обратила на его уход никакого внимания, но стоило Чану выйти из штаба Службы, как ему отсалютовал очередной распроклятый лейтенантик:
— Простите, сэр, это не вы старший пилот Чан? Меня зовут Иосип Броз. Я проинструктирую вас перед новым заданием.
Мысли в его голове забегали: как всегда, Бкила была на шаг впереди. На этот раз он понял, куда она клонит. «Интересные времена» в переводе означают кризис, а уж он-то прекрасно знает, что такое кризис. А еще он с ужасом осознал, что и на этот раз увольнительная сорвется. Ну уж нет, без боя не сдамся.
— Чан? — вежливо переспросил он, — Нет, Чан постарше. Я его тут видел в коридоре.
Как только Иосип Броз дверчиво повернулся к нему спиной, разведчик бросился с места в карьер. Но, конечно, не успел он пробежать и ста метров, как его поймала лейтенант Нилам Санджива Редди.
Где публиковались эти рассказы? Только на родине Гарри Тертлдава?
Сейчас читаю, будто снова на ЮТ или в Уральце, фантастику читаю, при наличии кучи "добра" в сети и на полках в магазинах
> Имхо, на русском привычнее будет "антигравитации".
Среди меня есть мнение, что:
антигравитация - "обнуление" гравитации.
контргравитация - "поляризация" гравитации в нужном направлении.
Антигравитация не позволит создать привод, потребуется еще движки для создания импульса тяги.
Контргравитация позволяет поляризовать вектор тяжести, в т.ч. для создания импульса.
> Среди меня есть мнение, что: > антигравитация - "обнуление" гравитации.
Это уже всё домыслы, не имеющие под собой оснований. За что мне всегда трояк по литературе был, так за сочинения "что хотел сказать автор".
Что хотел - то написал. Занавески - синие. Синий - цвет занавесок.
Сейчас, сейчас
(под псевдонимом Эрик Дж. Иверсон)
Хербиг —Аро
Как и все корабли на флоте Локи, разведчик «Похвала глупости», на котором летал Эразм Чан, был очень и очень стар. Перед гиперпространственными прыжками и после них он дергался так, что пилота выворачивало наизнанку. Кондиционер визжал и сипел, а у псевдогравитации были пятипроцентные колебания — и в результате Чан каждые двадцать минут становился то легче, то тяжелее на семь кило. Бортовой компьютер тоже был стар. В каком-то смысле это даже было преимуществом: навигационные данные в нем датировались временами Земной конфедерации; пусть они и устарели на шестьсот лет, ничего масштабнее просто не было. Но со временем, даже без дампов памяти, у компьютера развивается собственная личность, и течение замирает. Чаан не слишком доверял этой машине: она была такой же цинично-плутоватой, как и он сам.
— Ну что, герой, нас догоняют, — беззаботность машины показалась Чану неуместной.
— Спасибо, сам вижу! — прорычал он в ответ. Он прошелся по кабине туда- сюда — поджарый и подтянутый человек чуть ниже среднего роста с широким и скуластым лицом, обрамленным тонкой черной кромкой бороды. Но ходи не ходи — взгляд его постоянно возвращался к пеленгатору гиперпривода. Больше смотреть было, в общем, не нна что: пока работает гиперпространственный двигатель, приборы для нормального пространства не работают. Четыре светящихся точки на экране пеленгатора — это боевые корабли занатов. С одним он мог бы сразиться. С четырьмя — чистое самоубийство, и он не может себе такого позволить. Нужно, чтобы Локи и другие планеты человеческого космоса узнали о занатах.
К сожалению, ему не успеть: гораздо раньше его перехватят занаты; даже раньше, чем он выпутается из Туманности Ориона.
Он потянулся за бутербродом, поел. Когда снова взглянул на дисплей сверхсветового пеленгатора, оказалось, что корабли подобрались чуть ближе.
— Жаль, что я тогда не пошел в другой бар, — сказал он.
— Не тебе одному жаль, — заметил компьютер.
Как только в «Лондонский паб» вошел младший лейтенант, Чан понял: увольнительной — конец. Сопляк был в форме, то есть при исполнении, а Чан был единственным сотрудником Службы на всю забегаловку. Вот свезло— то, горько подумал он, — только вернулся с задания — так даже отпраздновать не дадут.
Празднования заслуживал и доставленный им груз — куча книг, кассет и дисков, тайком вынесенных из собора на Сьенфуэгосе. Особенно древние дискеты и диски, они дороже золота. Это помнили даже сьенфуэгосцы, которые клали их над алтарем, у статуй богов. Когда лейтенант привел Чана в штаб Службы утилизации материальной части, разведчик рвал и метал. Бкиле это показалось забавным:
— Где он тебя достал — в «Лондонском пабе» или «У Нади»?
— В пабе, — вздохнул Чан. Он не удивился, что его привычки известны; было бы удивительно, если бы было наоборот.
Оглядев его, Бкила критически изогнула бровь: «Жидковата бороденка— то». Разведчик оскорбленно дотронулся до подбородка. Он отрастил бакенбарды на Сьенфуэгосе, чтобы меньше там выделяться, и очень гордился ими. Несмотря на фамилию, у него было достаточно европеоидных генов для растительности на лице: «Старая ведьма, если ты начнешь учить меня, как стричься, я уволюсь из рядов».
Бкила расхлхоталась. Дурной знак: то, что веселит ее, другим обычно приносит проблемы. Это была полная чернокожая женщина с седеющими прямыми волосами. Глава так называемой Службы утилизации материальной части на планете Локи. Эвфемизм, конечно. Немногочисленные союзники Локи называли Службу бандой мусорщиков, а все остальные — пиратами, ворами, шпионами и далее по наклонной. Решив не тратить больше время на бесцельную болтовню, Бкила показала рукой на стул перед перед объемным голографическим экраном, занимавшим большую часть стены. Чан сел, и ему показалось в центре паутины, как будто наблюдая за работой паука; у нее в кабинете он всегда так себя чувствовал. То, что они с ней заодно, помогало совсем немного.
— Что не так? — спросил он в лоб, понимая, что без уважительной причины его бы не отозвали. Между заданиями оперативникам давали возможность покутить.
Бкила нажала на кнопку на столе. Голоэкран ожил, и появилось изображение того небольшого участка галактики, которого коснулись люди. Звезды, на чьих планетах поселились люди (согласно любым источникам, даже самым древним), были выделены синим; те, о которых на Локи что— нибудь было известно, мигали. Солнца иных разумных видов, пользующихся гиперприводом, были отмечены красным. Там, где раса не вышла за пределы родной планеты, звезда была желтой. Прочие звезды, по большей части, были пропущены. Те, которые могли служить навигационными ориентирами благодаря своей светимости, были нарисованы белым. Бкила сдвинула внешнюю панель, коснулась еще одной кнопки. На мгновение одна из мигающих синих точек стала ярче.
— Сьенфуэгос, — зачем-то пояснила она, — Выслушала твой рапорт. Хороший полет.
— Спасибо, — затем он подождал. Комплимент — еще один тревожный сигнал. Если она начинает издалека и с приятного, значит кончится точно чем-то неожиданно опасным. Конечно, не для нее. Для него.
Его подозрения подтвердились, когда в ярком свете Туманности Ориона ожили четыре оранжевые точки, а сама туманность померкла, чтобы их было лучше видно. БКила произнесла:
— Насколько я могу судить, эти точки показывают, где за последние два года мы теряли корабли.
— Но это невозможно! — выпалил Чан, — В тех местах нет планет, населенных людьми!
От Локи до Туманности двести световых лет в сторону Земли, и между ним и огромным газовым облаком почти не было синих точек.
— Если что-то уже произошло, его нельзя называть «невозможное», — мягко, как учительница нерадивого школьника, упрекнула его Бкила.
— Но ведь… — он хотел было возразить, но замолчал. Бкила понимала очевидное не хуже, чем он. Конечно, в гипер-режиме звездолеты летят вслепую, и всегда есть шанс, что выход в нормальное пространство совпадет с твердым небесным телом. Но шанс очень маленький. Возможно, инопланетяне смогли каким-то хитрым образом захватить один корабль — но не четыре же, с технологическим-то преимуществом людей — особенно, подумал он, людей на таких планетах, как Локи, сохранивших большую часть знаний и умений погибшей Конфедерации. А значит… ничего не понятно.
Как будто между прочим начальница спросила:
— Ты читал когда-нибудь «Другую дорогу»? Это стихотворение среднеанглийского автора по фамилии Фрост.
— Даже не слышал.
— Когда уйдешь, поищи современный перевод. Этот Фрост, пожалуй, предвидел будущее на сотню лет.
На объемном экране галактическая карта сменилась плоским изображением плохого качества. Многолюдный город, огромные толпы людей в странной одежде — и военных, и гражданских, на почтительном расстоянии от звездолета незнакомой Чану модели. Впрочем, он отметил, что сделан тот довольно грубо.
— Это Токио. Первая высадка роксоланов на Земле. Вместо нее могла бы быть запись из Каира, Нью-Йорка, Москвы, Шанхая или еще двадцати городов. 2039 год нашей эры, — голос Бкилы звучал мягко. Поняв, что разведчику ничего не говорит архаичная дата, она добавила:
— Сорок пятый до образования Конфедерации.
Чан присвистнул. Неудивительно, что у видео такое качество: тысяча двести лет. Интересно, сколько раз его переписывали. На экране стала опускаться аппарель корабля.
— Сам понимаешь, как волновались земляне, — сухо заметила Бкила, — с самого момента выхода роксоланов из гиперпространства они посылали им радиограммы.
Чан кивнул. Конечно, им никто не ответил.
Из корабля вышли роксоланы — взвод кряжистых гуманоидов, покрытых шерстью. На них были высокие шлемы и стальные панцири. Двигаясь синхронно и точно, как опытные воины, они построились в стрелковую цепь. Офицер с плюмажем на шлеме и алыми лентами на рукаве отдал приказ, и солдаты подняли оружие и выстрелили в землю.
Чан услышал древние крики. Изображение задергалось и исказилось — очевидно, оператор, испугавшись, бросился на землю. Все же на экране можно было заметить поднимающиеся облака черного пороха.
Окружившие корабль земные военные автоматически ответили из стрелкового оружия, ракетниц и гранатометов, а также из безоткатного орудия на бронетранспортере, который каким-то образом протиснулся на позицию рядом с инопланетянами.
Когда изображение выровнялось, стали видны пробоины в корабле, а стоять остались всего двое инопланетян. Выжившие застыли, глядя на павших товарищей и забыв перезарядить мушкеты. Понимать нечеловеческие жесты и мимику всегда тяжело, но тут все было ясно: ужас и ошеломление.
— «Другая дорога», да, — пробормотала Бкила, — В то время земляне точно знали, что сверхсветовая скорость в принципе недостижима. Какое же было потрясение, когда выяснилось: пара простых экспериментов — и они бы получили ключ к контрагравитации и гиперприводу еще три, четыре, даже пять веков назад!
— Как же они их пропустили? — спросил Чан.
— Сама не знаю. Задним умом они понимали, что все очевидно. Как там называлась раса, которая летала на бронзовых кораблях, потому что не умела плавить железо? Все известные нам разумные виды, достигшие уровня технологий, который на древней Земле отнесли бы к семнадцатому веку, добивались того, что надо. Но не мы. Вот только когда у тебя наука еще грубая и только развивается, попытки объяснить контраграв и гиперпривод приводят к полному перекосу в физике. Все внимание на гиперпространство, а другие вещи, вроде электричества и атомной теории, уже и не рассматривают. А ведь у них область применения куда шире. Как-никак, гиперпривод и контраграв полезны только тогда, когда надо срочно перевозить что-нибудь туда-сюда.
Чан кашлянул:
— Наверное, когда мы получили секрет двигателя и улетели с Земли, мы показались им всем разъяренными богами. Радары, радио, компьютеры, атомная и термоядерная энергетика — неудивительно, что следующие двести лет мы провели в завоевательных походах.
— Неудивительно, — согласилась Бкила, — Но конфедерация разрасталась слишком быстро, и даже с нашими технологиями ей стало слишком тяжело управлять. И единство долго не продлилось. Наши соседи не могли нам причинить вреда, но мы и без них справились. Кто-то в те времена написал, что только людям и подобает воевать с людьми — никто другой им в этом не конкурент.
— И произошел Распад… — прошептал Чан.
— И теперь на Локи, и еще на паре-тройке планет мы пытаемся собрать кусочки — тут обломок, там фрагмент — и когда-нибудь снова соберем эту головоломку. Или, может быть, не эту, а другую, еще лучше, чем раньше… Если у нас будет время. Но эти четыре пропавших корабля меня пугают.
Это слово Чан никогда не слышал от нее.
— Все равно я не понимаю, как они пропали. Там же нет никого.
— Никого, известного нам, — поправила его Бкила, — но я думаю, что по любой дороге можно пройти дважды.
Когда он понял смысл ее слов, у него зашевелились волосы на загривке. Бкила подытожила суровым шепотом:
— Узнай, что произошло. И вернись назад.
Когда Чан объяснил задание, компьютер «Похвалы глупости» поинтересовался:
— Может, еще о каком одолжении попросишь? Мне что, предсмертную записку написать? Не полечу. Там попаду в утиль — как и ты, кстати.
— Может, переключить тебя в ручной режим? — отрезал Чан, которому сейчас было не до препирательств.
— Не надо, — нелюбезно ответил компьютер, — Я потом от этого еще пару дней тупой и тормознутый.
Скорее, угрюмый, подумал разведчик, но сдержался. Взлет был мягкий, как на любом контрагравитационном приводе, переход на гиперпривод — жесткий, как и прочие на «Похвале глупости» в последнее время. Шатаясь, Чан добрался до гальюна; его вырвало. Выйдя, он жалобным голосом спросил:
— Неужели нельзя как-то помягче?
— Можно, конечно, — ответил компьютер, — Достанешь мне запчасти — и тогда…
Разведчик заворчал. На верфях Локи получались неплохие корабли, но некоторые методы высокоточного производства еще только предстояло открыть заново. Если ломается один из древних кораблей времен Конфедерации, ремонтом тут особо ничего не улучшишь.
Хотя у «Похвалы глупости» была электронная библиотека, путешествовать на гиперпространственном приводе было скучно. Комьютер играл в шахматы на установках, которые позволяли Чану выиграть в половине случаев, пока однажды человек не избежал ловушки, которую, как полагал комьютер, он не должен был увидеть. Тогда компьютер разбил Чана наголову шесть раз подряд, а чтобы унизить сильнее, ходил в ту же секунду, когда тот убирал пальцы от фигуры. После этого он, видимо, потешил самолюбие и вернулся на уровень, сравнимый с простыми смертными.
Иногда на пеленгаторе появлялись другие корабли. Большая их часть даже не замечала «Похвалу глупости»: приборы времен Конфедерации легко превосходили в дальности технику иных разумных видов, да и людскую, если та была сделана после Распада. Однажды за ним попытались погнаться два судна. «Пираты чертовы!», — пророкотал Чан и набрал скорость, чтобы отстали. К запланированной точке выхода в нормальное пространство он прибыл окольными путями, не желая, чтобы какой-нибудь наблюдатель отследил его курс и нашел Локи. Толчок при выключении гиперпривода был уже совсем не таким жестким, как при включении.
— И что теперь? — спросил компьютер.
На мониторе была видна совершенно незнакомая конфигурация звезд. Даже Туманность Ориона выглядела непривычно, потому что теперь Чан видел ее с противоположной стороны, а не с той, что видна в человеческом пространстве.
Пилот пожал плечами:
— Полетели к ближайшей звезде, спектральный класс G или K, — и, когда «Похвала глупости» снова включила гиперпривод, его стошнило.
Первое желто-оранжевое солнце оказалось без обитаемых планет. Второе и третье тоже. Бесплодный регион, подумал Чан. Когда он летел к четвертой, на пеленгаторе появилась эскадрилья инопланетян. Разведчика охватили волнение и тревога. Судя по яркости пятен на экране, звездолеты были довольно крупные. Скорость тоже неплохая — куда лучше, чем у большинства известных ему нечеловеческих кораблей. Он продолжил двигаться по курсу и подождал, пока его заметят.