Однажды писатель Фёдор Михайлович Достоевский и премьер Российской империи Пётр Аркадьевич Столыпин сидели в заштатном баре в Бирюлёво, и обсуждали небывалый подвиг литовской государственности, чьи витязи демонтируют памятные доски в их честь со своих зданий. Опытный Столыпин, разумеется, заранее заказал графинчик хлебной.
- Батенька, я вот одного не понимаю, - вкрадчиво сказал Фёдор Михайлович, заботливо разлив хлебную по стопкам. – Они заявляют, что таким образом избавляются от советского прошлого. Каким образом я отношусь к СССР, если умер в 1881 году?
Он ахнул беленькую, и положил на чёрный хлеб селёдку.
- Так я, милостивый государь, тоже как-никак застрелен в 1911 году, - пожал плечами Пётр Аркадьевич. – Но видите ли, их это не ебёт. Тут есть два момента. Во-первых они, бедненькие, в школе плохо учились, и не в курсе, что СССР основан в 1922-м, а не во время правления великого князя Ивана III. Во-вторых, люди мучаются и ужасно страдают. Они очень, очень хотят сказать открытым текстом, что ненавидят в принципе всех русских и всё русское, кроме денег: однако сие вызовет лёгкое возмущение. Поэтому действуют, как могут. Сняли эти две доски, и режим в белокаменной зашатался. Он едва удержался, когда в соседней Латвии храбро убрали памятник Барклаю де Толли. Но теперь, после этих смелых действий, едва раздербанят наши доски, империя падёт.
Он потянулся к шпротам, но отпрянул ввиду их прибалтийскости.
- Сударь, я вот чего не понимаю, - прожевал селёдку Фёдор Михайлович. – Прошло уже 34 года после упокоения Союза. Всё это время доски с нашими именам никому не мешали. Что ж их так жмёт-то, болезных? Что ж они кругами-с бегают все в пене, с вытаращенными глазами, и ищут, как кобели весною, на кого бы им вскочить? Ну, а как доски мемориальные закончатся последние, чего ж бедолагам тогда делать? Как доказать своё патриотизм и избавление от советского прошлого? Эдак и до скорбного дома недалеко. Будут сидеть в смирительной рубашке и у санитаров серп и молот искать.
Пётр Аркадьич сделал выбор в пользу советского прошлого, и с опаской вкусил оливье.
- Мон шер ами, - произнёс он. – Это сложность их современности. Я иногда очень рад, что мёртв. Политики нынешнего мира являются потрясающими мудацкими мудаками, и отчаянно соревнуются перед друг другом, кто из них больше мудак-с. И, что интересно, выигрывают все сразу. Нет, конечно, у нас в Петрограде тоже был погром после начала Первой мировой, когда разгромили магазины, принадлежавшие немцам. Но не через 34 года же! Я осознаю прибалтийские скорость и темперамент, однако тут прямо рекорд.
Фёдор Михайлович заказал суп том ям. Он думал, в рецепте есть что-то от ямщиков.
- В принципе, подобные страдальческие действия можно было бы объяснить проще, - сообщил он. – Это всё равно, что сказать в открытую – «Я мелкое ничтожное убожество, которое не стесняется своего убожества». Меня изучают в университетах США, Великобритании и Франции, я международно признанный классик, и поэтому хуй Раскольникова я кладу на все эти прибалтийские страдания. Тем не менее, я надеюсь, местные купцы организуют с этими мемориальными досками хитрую коммерцию.
- Какую? – удивился Пётр Аркадьевич.
- Начнут завозить мемориальные доски подпольно. Их станут ставить в разных местах. А парламент будет принимать постановления, чтобы их снять. И все при деле. А то ж Господи Иисусе? Треть литовцев в Британии посуду моет, и бюджет держится за счёт дотаций ЕС – 2,5 миллиона евров в этом году дадут. Как иначе патриотизм-то показать?
- Никак, - согласился Пётр Аркадьевич. – А ежели доска в процессе демонтажа упадёт и кого покалечит, то человека медалью надо наградить за отражение российской агрессии.
- Орденом! – поднял указательный палец вверх Фёдор Михайлович.
И оба советских классика, члены КПСС с 1875 года, немедленно выпили.
А шпроты нынче не прибалтийские, нет таковых, а вполне даже калининградские, качества превосходного. Рекомендую. Хотя Достоевские и прочие столыпины могли про то и не знать.
> Как-то не раскрыто чего было после того, как они таки нарезались изрядно...
Как что - поймали литвина из обслуги да надавали в морду. Чтобы знал своё место. Он кричал, что он жемайт, да Пётр Аркадьевич, вышибая зубы печаткой, отвечал: "Да какая в жопу разница?!"...
Сейчас, сейчас
надзор »
- Батенька, я вот одного не понимаю, - вкрадчиво сказал Фёдор Михайлович, заботливо разлив хлебную по стопкам. – Они заявляют, что таким образом избавляются от советского прошлого. Каким образом я отношусь к СССР, если умер в 1881 году?
Он ахнул беленькую, и положил на чёрный хлеб селёдку.
- Так я, милостивый государь, тоже как-никак застрелен в 1911 году, - пожал плечами Пётр Аркадьевич. – Но видите ли, их это не ебёт. Тут есть два момента. Во-первых они, бедненькие, в школе плохо учились, и не в курсе, что СССР основан в 1922-м, а не во время правления великого князя Ивана III. Во-вторых, люди мучаются и ужасно страдают. Они очень, очень хотят сказать открытым текстом, что ненавидят в принципе всех русских и всё русское, кроме денег: однако сие вызовет лёгкое возмущение. Поэтому действуют, как могут. Сняли эти две доски, и режим в белокаменной зашатался. Он едва удержался, когда в соседней Латвии храбро убрали памятник Барклаю де Толли. Но теперь, после этих смелых действий, едва раздербанят наши доски, империя падёт.
Он потянулся к шпротам, но отпрянул ввиду их прибалтийскости.
- Сударь, я вот чего не понимаю, - прожевал селёдку Фёдор Михайлович. – Прошло уже 34 года после упокоения Союза. Всё это время доски с нашими именам никому не мешали. Что ж их так жмёт-то, болезных? Что ж они кругами-с бегают все в пене, с вытаращенными глазами, и ищут, как кобели весною, на кого бы им вскочить? Ну, а как доски мемориальные закончатся последние, чего ж бедолагам тогда делать? Как доказать своё патриотизм и избавление от советского прошлого? Эдак и до скорбного дома недалеко. Будут сидеть в смирительной рубашке и у санитаров серп и молот искать.
Пётр Аркадьич сделал выбор в пользу советского прошлого, и с опаской вкусил оливье.
- Мон шер ами, - произнёс он. – Это сложность их современности. Я иногда очень рад, что мёртв. Политики нынешнего мира являются потрясающими мудацкими мудаками, и отчаянно соревнуются перед друг другом, кто из них больше мудак-с. И, что интересно, выигрывают все сразу. Нет, конечно, у нас в Петрограде тоже был погром после начала Первой мировой, когда разгромили магазины, принадлежавшие немцам. Но не через 34 года же! Я осознаю прибалтийские скорость и темперамент, однако тут прямо рекорд.
Фёдор Михайлович заказал суп том ям. Он думал, в рецепте есть что-то от ямщиков.
- В принципе, подобные страдальческие действия можно было бы объяснить проще, - сообщил он. – Это всё равно, что сказать в открытую – «Я мелкое ничтожное убожество, которое не стесняется своего убожества». Меня изучают в университетах США, Великобритании и Франции, я международно признанный классик, и поэтому хуй Раскольникова я кладу на все эти прибалтийские страдания. Тем не менее, я надеюсь, местные купцы организуют с этими мемориальными досками хитрую коммерцию.
- Какую? – удивился Пётр Аркадьевич.
- Начнут завозить мемориальные доски подпольно. Их станут ставить в разных местах. А парламент будет принимать постановления, чтобы их снять. И все при деле. А то ж Господи Иисусе? Треть литовцев в Британии посуду моет, и бюджет держится за счёт дотаций ЕС – 2,5 миллиона евров в этом году дадут. Как иначе патриотизм-то показать?
- Никак, - согласился Пётр Аркадьевич. – А ежели доска в процессе демонтажа упадёт и кого покалечит, то человека медалью надо наградить за отражение российской агрессии.
- Орденом! – поднял указательный палец вверх Фёдор Михайлович.
И оба советских классика, члены КПСС с 1875 года, немедленно выпили.
© Георгий Зотов