Как 50 тыс. человек координировали действия без интернета — связь во время баррикад.
Возможности связи в 1991 году хорошо иллюстрирует тот факт, что тогдашний премьер Ивар Годманис узнал об обстреле Министерства внутренних дел вечером 20 января. Звонок о нападении он получил, заехав на минутку домой после записи телевизионного обращения, в котором призывал общество прекратить стоять на баррикадах, допустив, что ситуация успокоилась. Это обращение было пущено в эфир, но его прервало заявление журналиста Оскара Рубениса о стрельбе в центре города. Но в то время — без мобильных телефонов и интернета — удалось организовать для сопротивления 50 тыс. человек. Как это стало возможным?
Звонок после полуночи
Главным источником новостей в те январские дни, несомненно, было радио. «Latvijas Radio никогда еще не было настолько важным для нашего народа и государства, как в тот раз», — рассказал LSM.lv лидер Атмоды, тогдашний первый заместитель председателя Верховного Совета Латвийской Республики Дайнис Иванс. Именно его речь ранним утром 13 января, спустя примерно час после нападения на телебашню в Вильнюсе, стала символом начала баррикад. После полуночи Ивансу позвонили из Министерства иностранных дел, сообщив, что по Вильнюсу движется танковая колонна. Он тут же отправился в Верховный Совет (ВС).
«Пресс-центр ВС получил первую конкретную информацию от Центра информации ВС Литвы в 3:05 ночи. Эта информация была ими получена от норвежского журналиста Ханса Стенфелда, который следовал за той колонной на такси», — поделился воспоминаниями Иванс.
Кровавые события в Вильнюсе заснял оператор украинского происхождения Александр Демченко из группы Юриса Подниекса. Десантники с оружием напали и на него, но ему удалось спастись, рассказывает Иванс: «Он проходил службу в десантных войсках, ударил одного кинокамерой по голове и убежал. У Подниекса была довольно хорошая техника из Великобритании — в камерах были такие маленькие кассетки. На всякий случай он спрятал ее в носок и привез в Ригу. Затем как-то удалось передать за границу — запись показывали по всему миру, чтобы русские не могли сказать, что тут ничего не происходит».
На Домской площади собираются первые люди
Примерно в 4:45 утром воскресенья Иванс в прямом эфире на радио призвал людей строить баррикады. В Вильнюсе в результате нападения погибли 14 человек, но в Риге о кровопролитии и жертвах ничего не было известно до самого утра. Утром воскресенья Домская площадь была пустой; но, когда Иванс, спустя полчаса после своей речи, покидал здание Latvijas Radio, там уже были сотни людей.
Диктор Latvijas Radio Мара Эглите вспоминает, что время баррикад было связано с огромной ответственностью. До эфира она читала подготовленные и отредактированные коллегами тексты, внезапно вся информация меняется — и диктору нужно успеть самому все это обработать в сжатые сроки: «Думаю, что мы, все сотрудники радио, осознаем ту важную роль, которую нам тогда отвела жизнь».
В последующие дни баррикад по радио звучала и чисто практическая информация, например, у какого костра нужно больше людей или передавались сообщения родственникам, отправившимся на баррикады. У костров неотъемлемой частью быта стали переносные радиоприемники — у большинства они были на батарейках либо питались от провода из автомобиля. «На фотографиях можно увидеть, что на крыше стоит радио и все слушают», — говорит директор Музея баррикад 1991 года Ренарс Заляйс. Отдельным вызовом было то, насколько и работали ли вовсе батарейки в радиоприемниках на морозе. Если у костра сидели в среднем 15-20 человек, у них в среднем было пять приемников. Одновременно слушали лишь один; он выключался — включали следующий, отметил Заляйс.
Приближаются танки?
Когда уже рассвело, Иванс отправился на интервью на Латвийское телевидение к диктору Велте Пурине. Выходя из студии, он столкнулся со стражем порядка — тот предупреждал о готовящемся нападении на телебашню.
Повернувшись в сторону Островного моста, он увидел огромную колонну техники. Сперва подумал: едут танки. И в Риге сейчас произойдет то же самое, что ночью в Вильнюсе. Затем он разглядел, что колонна сельскохозяйственной техники. «Прошло несколько часов с призыва строить баррикады — и уже едет техника», — говорит он.
«В январе, в отличие от августовского путча, не отключили телефоны и радио. Благодаря этому баррикады были организованы очень стремительно», — отметил Иванс.
В основе организации баррикад была цепочка доверия — Латвийский Народный фронт выбрал надежных координаторов, которые дальше собрали людей, на которых могли положиться, рассказывает Зигфрида Тейкмане-Озолиня, которая была координатором баррикад у здания правительства. «Собирали действительно патриотов. (..) Людям нужно доверять. Поэтому у меня была группа блюстителей порядка, которые ходили и наблюдали, что происходит. Я не исключаю, что могли затесаться и какие-то провокаторы, но видя всеобщую сплоченность, они начали бояться за свою шкуру. Нервы у людей были натянуты», — признала Тейкмане-Озолиня.
Советские рации из запасов для гражданской обороны
На Рижской централи телефона и телеграфа были созданы два контрольно-пропускных пункта, через которые пропускали только утвержденных штабом людей. Территория вокруг патрулировалась, а патрульные докладывали в штаб о происходящем снаружи. Были знаки различия, чтобы опознавать самим — из сувенирного предприятия Daiļrade. А также Институте органического синтеза были добыты рации из запасов для гражданской обороны
Рации на баррикады у здания правительства привезла Тейкмане-Озолиня: «Я работала в Трамвайно-троллейбусном управлении водителем трамвая, затем — диспетчером на конечной. Учитывая старые связи, достала рации через трамвайщиков, их использовали защитники у здания Кабинета министров». Оттуда же был получен вагончик, в котором могли разместиться координаторы.
Иванс вспоминает, что тоже раздобыл около шести раций, которые поделил между ключевыми людьми. Они «били» примерно на шесть километров.
Ученый Ивар Калвиньш, который в то время отвечал за организацию обороны телефонной централи на ул. Дизарнаву, отмечает, что рации в то время не были надежным средством связи, поскольку их можно было прослушать.
«Но их хотя бы нельзя было мгновенно заблокировать — можно было передать информацию». Чтобы затруднить задачу противнику, использовался шифр. Например, Домская площадь стала «Бочкой», Островной мост — «Робинзоном», свидетельствуют архивные документы.
Оружие у Первой гимназии
Лиепайчанин Агрис Яунземс был одним из тех, кто следил за обстановкой и докладывал об увиденном по радио. О возможности отправиться на баррикады он узнал на работе — в Latvenergo, где трудился шофером. В итоге, на баррикады он ездил дважды.
В первый раз Яунземс находился у здания Верховного совета на ул. Екаба — охранял выход со двора. Во второй раз его направили к Совету Министров.
Рация была настроена очень тихо, и нужно было постоянно держать ухо в ее направлении: «Было очень холодно. У меня была шуба. Во внутреннем кармане — рация. Я поднял воротник наверх, между рацией и воротником была щель, через которую можно было слушать».
Зашифрованный язык, которым передались сообщения, нужно было выучить наизусть — никаких записей не было. Затем около двух суток патрулировали окрестности с рациями — в районе Верманского парка, Старой Риги и до Кабинета министров. «Отдохнуть, подкрепиться и согреться ходил в штаб на углу ул. Элизабетес и Бривибас, а также в Домский собор».
Яунземс был в Риге вечером 20 января, когда ОМОН напал на здание МВД на Бульваре Райниса. До того он наблюдал, как туда же, к Первой гимназии, подвозят оружие. «Шли дальше, тихонько сообщали по рации».
Когда началась стрельба, Яунземс находился у памятника Свободы. «Все началось очень стремительно. Мы с коллегой незадолго до того разошлись, он сказал, что пойдет в сторону ул. Валдемара. В один момент слышу — орет: «Сейчас плохо будет!» И началось». По рации были слышны крики, никто ничего не шифровал — все говорилось открытым текстом.
От пуль спасла лишь случайность
Ситуация была напряжена уже неделю, но стрельбы вечером 20 января никто не ждал. Диктор Latvijas Radio Эглите вспоминает, что закончила работать после восьми вечера — в то время женщин не оставляли работать вечером — и созвонилась с мужем. Семья жила на ул. Антонияс, путь домой лежал через Бастионную горку. Муж хотел ее забрать, но не смог завести машину; сказал, что вместе с сыном придут в Старую Ригу пешком. Когда семья была дома, включили телевизор — над Бастионной горкой свистели пули. «Я подумала: Боже, ты нас спас. Мы ведь могли быть в тот момент там», — поделилась Эглите.
Вскоре журналист Ояр Рубенис прервал ранее записанное телевизионное обращение Ивара Годманиса, в котором он призывал уходить с баррикад. «Дорогие телезрители, мы прерываем выступление Ивара Годманиса, поскольку эти успокоения, очевидно, не к месту. Мы официально сообщаем, что сейчас в городе очень неспокойной. Как нам сообщил начальник штаба обороны господин Яронис, в городе ведется стрельба», — заявил Рубенис в прямом эфире.
Годманис в тот момент добрался до дома. «Мне позвонил начальник охраны и сказал, что ОМОН напал на Министерство внутренних дел. У меня было два телохранителя с автоматами. Мне тоже дали автомат, и тогда мы поехали втроем», — вспоминает Годманис.
Поскольку министр внутренних дел Алоизс Вазнис в тот момент находился в Москве, а его заместитель Зенонс Индриковс был окружен в здании министерства, Годманису за пару минут предстояло принять единоличное решение — отправлять ли на Бульвар Райниса собравшихся в Верманском парке милиционеров. Большую роль сыграло то, что охрана Годманиса смогла настроиться на частоту, на которой переговаривались по рации бойцы ОМОН. Тогда стало известно, что ОМОН занял верхний и нижний этажи здания МВД; и что им предлагалась огневая поддержка гранатометчиков. «В тот момент я понял, что если милиционеры пойдут на помощь защитникам министерства, будет много жертв. Я принял решение не отправлять милиционеров в бой», — заявил Годманис журналу Ir.lv.
«Сегодня постреляем, парни?»
Нападение ОМОН 20 января оборвало пять жизней: кинооператоров Гвидо Звайгзне и Андриса Слапиньша, милиционеров Владимира Гомановича и Сергей Кононенко, и 18-летнего Эдийса Риекстиньша.
Директор Музея баррикада 1991 года Заляйс в то время был милиционером и был ранен во время штурма здания МВД. Вспоминает, что тем вечером познакомился с Гомановичем. «Он еще тогда сказал: ну что? Сегодня постреляем, парни?»
Стоит ознакомиться, для понимания истории. Это проясняет картинку не только по Прибалтике.
Я в то время недавно дембельнулся и работал резервным сторожем во вневедомственной охране. Это была по сути охранная фирма как сейчас, только государственная, где основные сотрудники были служащими МВД. Будучи резервным сторожем, я сидел на базе в Старой Риге, в мои обязанности входило принимать доклады от сторожей на объектах и только при каких-то нештатных случаях подменять их. Соответственно, я постоянно контактировал с составом тревожных групп, они периодически сидели у меня в комнате. Если ничего не путаю за древностию лет, один из погибших в ту ночь сотрудников МВД, Сергей Кононенко, был из нашей службы, вроде мы потом даже собирали денег семье. То есть я был немножко в курсе. Так вотт, по рассказам сотрудников, огневых точек тогда было больше, чем в официальной версии. Это не говоря о том, что сейчас даже официальные ресурсы признают - ОМОНовцы были обстреляны первыми и открыли огонь только в ответ. Знакомый почерк, правда?
Павел Широв. Русский алфавит от «За вашу и нашу свободу!» до Z.
[censored]
Не помню точно, были ли дословно такие плакаты на, безо всякого преувеличения, грандиозном московском митинге в январе 1991 года. Но сама эта идея витала в тот день над площадью, еще не перестроенной, огромной, и в буквальном смысле до отказа заполненной людьми. Вот литовские флаги помню. Развевались по ветру такие над головами собравшихся, счет которых шел на сотни тысяч.
Были там и желто-голубые украинские, наверное, впервые в Москве. Были и другие. Но, конечно, больше всего было российских бело-сине-красных, воспринимавшихся тогда, как символ свободы, а теперь… Теперь, три с половиной десятилетия спустя, подобное в Москве, да еще и под такими лозунгами, едва ли возможно хотя бы представить.
Организованный оппозицией марш против аннексии Крыма и вторжения на Донбасс весной 2014-го еще собирал несколько тысяч человек. В феврале 2022 года, в первый день полномасштабного вторжения в Украину, на Пушкинскую площадь вышли уже всего несколько сотен. Кажется, даже меньше, чем полицейских и бойцов ОМОН, уже поджидавших на соседних улицах, заранее уставленных автозаками. Власть, конечно, постаралась и ОМОН вывести на улицы раньше, чем туда вышли протестующие, и оповестить через подконтрольные средства массовой информации (а других к тому времени уже почти не оставалось), что за участие в несанкционированном митинге будут карать. И сама российская власть давно уже стала совсем другой.
Зимой 1991-го в Москве был свободно избранный городской совет, разрешавший любые митинги в любом месте и в любое время, работал Съезд народных депутатов России во главе с Борисом Ельциным, в те январские дни поспешившим в Таллин и заявившим там о солидарности с народами Балтии. Тогда они были естественными союзниками в борьбе с коммунистической номенклатурой и союзным центром.
На том московском митинге кричали не только «Руки прочь от Литвы!», но и «Горбачева в отставку!» И созван был митинг движением «Демократическая Россия», созданным по образу и подобию балтийских Народных фронтов. Что еще, наверное, имеет значение — независимость Литвы, Латвии и Эстонии многими, по крайней мере в среде так называемой московской интеллигенции, воспринималась как нечто естественное, учитывая историю. Но о том, что менее чем через год на карте мира появится независимая Украина, никто даже не думал. Попросту не представлял не только, что такое возможно, но и зачем это нужно. Вот освободимся от коммунистической власти и все наладится…
Само слово «Свобода», как оказалось, имело разные значения.
Юрий Лужков, в январе 1991-го, еще в ранге вице-мэра, распорядился перекрыть движение в центре города для митинга в поддержку Литвы. Пройдет всего несколько лет, и он, уже мэр, отправится в Севастополь, который объявит русским городом. Борис Ельцин будет весной 1997 упрашивать в Хельсинки Билла Клинтона не принимать страны Балтии в НАТО и даже пообещает гарантии безопасности в обмен. Журналист Татьяна Миткова, отказавшаяся в том январе зачитать в эфире официальную версию событий в Вильнюсе и уволенная за это с телевидения, публично поддержит вторжение в Украину. Мой знакомый из очень интеллигентной московской семьи, участвовавший в том самом митинге и тоже, наверное, кричавший «Свободу Литве!» или что-нибудь в таком роде, скажет мне на исходе 90-х, что независимая Украина — это нонсенс и географическое недоразумение, а «прибалты» еще «на коленях к нам приползут».
Многих из тех, кто стоял в тот день на Манежной площади, уже нет. Нет соседа моих родителей, который пошел туда, хотя занимал высокий пост в академическом институте и потом говорил, правда, не без улыбки, что теперь могут и уволить. Советская привычка. Нет еще одного, на тот момент мне незнакомого, с которым мы познакомились позже, оказавшись в одной редакции. Некоторые, опять же, сужу по мне знакомым, впоследствии уехали из страны, как пара моих школьных друзей, уже многие годы живущих в глубине штата Пенсильвания.
При этом всегда была еще и вся огромная Россия, ни на какие митинги не выходившая.
В ее масштабах даже сотни тысяч на той площади — доли процента, мизер, почти ничто. И эта Россия никуда не делась. Не раз еще в те годы приходилось слышать от весьма образованных москвичей, и не только москвичей, что украинцы сами выдумали себе историю, которой никогда не было, что украинский язык — это испорченный русский, а белорусский — и вовсе не более чем фонетическая запись западно-русских говоров. Все это задолго до того, как Путин написал свою знаменитую статью о «едином народе». Да тогда никто еще, по большому счету, и не знал, кто такой Путин.
В этой России выросли за прошедшие десятилетия почти два поколения, никакого совка не знающие и не заставшие — и убежденные в своем превосходстве,
потому что так их учили в школе все те же училки, которые когда-то водили нас еще в музей Ленина.
Пропаганда работает не только потому, что становится тотальной. Пропаганда работает, когда становится созвучной собственному настроению. «Если Украина вступит в НАТО, американские танки будут под Харьковом», — говорил мне один московский таксист еще двадцать лет назад. При чем тут американские танки, какие американские танки и зачем они вдруг окажутся под Харьковом? На этот вопрос он ответить затруднился, но был совершенно искренне уверен в своей правоте. Таксист был моим ровесником.
Наверняка у него были дети, которые теперь уже взрослые и, наверное, сами стали родителями. Или, возможно, полегли где-то в Украине.
З.Ы. Пара картинок из этой статьи, надеюсь - у вас тоже откроются. #таблетки_для_памяти
А потом за журналистское расследование взялся сам Ю.Подниекс. А потом внезапно утонул. А потом материалы дела по его случайной нелепой гибели внезапно исчезли из прокуратуры.
Сейчас, сейчас
Возможности связи в 1991 году хорошо иллюстрирует тот факт, что тогдашний премьер Ивар Годманис узнал об обстреле Министерства внутренних дел вечером 20 января. Звонок о нападении он получил, заехав на минутку домой после записи телевизионного обращения, в котором призывал общество прекратить стоять на баррикадах, допустив, что ситуация успокоилась. Это обращение было пущено в эфир, но его прервало заявление журналиста Оскара Рубениса о стрельбе в центре города. Но в то время — без мобильных телефонов и интернета — удалось организовать для сопротивления 50 тыс. человек. Как это стало возможным?
Звонок после полуночи
Главным источником новостей в те январские дни, несомненно, было радио. «Latvijas Radio никогда еще не было настолько важным для нашего народа и государства, как в тот раз», — рассказал LSM.lv лидер Атмоды, тогдашний первый заместитель председателя Верховного Совета Латвийской Республики Дайнис Иванс. Именно его речь ранним утром 13 января, спустя примерно час после нападения на телебашню в Вильнюсе, стала символом начала баррикад. После полуночи Ивансу позвонили из Министерства иностранных дел, сообщив, что по Вильнюсу движется танковая колонна. Он тут же отправился в Верховный Совет (ВС).
«Пресс-центр ВС получил первую конкретную информацию от Центра информации ВС Литвы в 3:05 ночи. Эта информация была ими получена от норвежского журналиста Ханса Стенфелда, который следовал за той колонной на такси», — поделился воспоминаниями Иванс.
Кровавые события в Вильнюсе заснял оператор украинского происхождения Александр Демченко из группы Юриса Подниекса. Десантники с оружием напали и на него, но ему удалось спастись, рассказывает Иванс: «Он проходил службу в десантных войсках, ударил одного кинокамерой по голове и убежал. У Подниекса была довольно хорошая техника из Великобритании — в камерах были такие маленькие кассетки. На всякий случай он спрятал ее в носок и привез в Ригу. Затем как-то удалось передать за границу — запись показывали по всему миру, чтобы русские не могли сказать, что тут ничего не происходит».
На Домской площади собираются первые люди
Примерно в 4:45 утром воскресенья Иванс в прямом эфире на радио призвал людей строить баррикады. В Вильнюсе в результате нападения погибли 14 человек, но в Риге о кровопролитии и жертвах ничего не было известно до самого утра. Утром воскресенья Домская площадь была пустой; но, когда Иванс, спустя полчаса после своей речи, покидал здание Latvijas Radio, там уже были сотни людей.
Диктор Latvijas Radio Мара Эглите вспоминает, что время баррикад было связано с огромной ответственностью. До эфира она читала подготовленные и отредактированные коллегами тексты, внезапно вся информация меняется — и диктору нужно успеть самому все это обработать в сжатые сроки: «Думаю, что мы, все сотрудники радио, осознаем ту важную роль, которую нам тогда отвела жизнь».
В последующие дни баррикад по радио звучала и чисто практическая информация, например, у какого костра нужно больше людей или передавались сообщения родственникам, отправившимся на баррикады. У костров неотъемлемой частью быта стали переносные радиоприемники — у большинства они были на батарейках либо питались от провода из автомобиля. «На фотографиях можно увидеть, что на крыше стоит радио и все слушают», — говорит директор Музея баррикад 1991 года Ренарс Заляйс. Отдельным вызовом было то, насколько и работали ли вовсе батарейки в радиоприемниках на морозе. Если у костра сидели в среднем 15-20 человек, у них в среднем было пять приемников. Одновременно слушали лишь один; он выключался — включали следующий, отметил Заляйс.
Приближаются танки?
Когда уже рассвело, Иванс отправился на интервью на Латвийское телевидение к диктору Велте Пурине. Выходя из студии, он столкнулся со стражем порядка — тот предупреждал о готовящемся нападении на телебашню.
Повернувшись в сторону Островного моста, он увидел огромную колонну техники. Сперва подумал: едут танки. И в Риге сейчас произойдет то же самое, что ночью в Вильнюсе. Затем он разглядел, что колонна сельскохозяйственной техники. «Прошло несколько часов с призыва строить баррикады — и уже едет техника», — говорит он.
«В январе, в отличие от августовского путча, не отключили телефоны и радио. Благодаря этому баррикады были организованы очень стремительно», — отметил Иванс.
В основе организации баррикад была цепочка доверия — Латвийский Народный фронт выбрал надежных координаторов, которые дальше собрали людей, на которых могли положиться, рассказывает Зигфрида Тейкмане-Озолиня, которая была координатором баррикад у здания правительства. «Собирали действительно патриотов. (..) Людям нужно доверять. Поэтому у меня была группа блюстителей порядка, которые ходили и наблюдали, что происходит. Я не исключаю, что могли затесаться и какие-то провокаторы, но видя всеобщую сплоченность, они начали бояться за свою шкуру. Нервы у людей были натянуты», — признала Тейкмане-Озолиня.
Советские рации из запасов для гражданской обороны
На Рижской централи телефона и телеграфа были созданы два контрольно-пропускных пункта, через которые пропускали только утвержденных штабом людей. Территория вокруг патрулировалась, а патрульные докладывали в штаб о происходящем снаружи. Были знаки различия, чтобы опознавать самим — из сувенирного предприятия Daiļrade. А также Институте органического синтеза были добыты рации из запасов для гражданской обороны
Рации на баррикады у здания правительства привезла Тейкмане-Озолиня: «Я работала в Трамвайно-троллейбусном управлении водителем трамвая, затем — диспетчером на конечной. Учитывая старые связи, достала рации через трамвайщиков, их использовали защитники у здания Кабинета министров». Оттуда же был получен вагончик, в котором могли разместиться координаторы.
Иванс вспоминает, что тоже раздобыл около шести раций, которые поделил между ключевыми людьми. Они «били» примерно на шесть километров.
Ученый Ивар Калвиньш, который в то время отвечал за организацию обороны телефонной централи на ул. Дизарнаву, отмечает, что рации в то время не были надежным средством связи, поскольку их можно было прослушать.
«Но их хотя бы нельзя было мгновенно заблокировать — можно было передать информацию». Чтобы затруднить задачу противнику, использовался шифр. Например, Домская площадь стала «Бочкой», Островной мост — «Робинзоном», свидетельствуют архивные документы.
Оружие у Первой гимназии
Лиепайчанин Агрис Яунземс был одним из тех, кто следил за обстановкой и докладывал об увиденном по радио. О возможности отправиться на баррикады он узнал на работе — в Latvenergo, где трудился шофером. В итоге, на баррикады он ездил дважды.
В первый раз Яунземс находился у здания Верховного совета на ул. Екаба — охранял выход со двора. Во второй раз его направили к Совету Министров.
Рация была настроена очень тихо, и нужно было постоянно держать ухо в ее направлении: «Было очень холодно. У меня была шуба. Во внутреннем кармане — рация. Я поднял воротник наверх, между рацией и воротником была щель, через которую можно было слушать».
Зашифрованный язык, которым передались сообщения, нужно было выучить наизусть — никаких записей не было. Затем около двух суток патрулировали окрестности с рациями — в районе Верманского парка, Старой Риги и до Кабинета министров. «Отдохнуть, подкрепиться и согреться ходил в штаб на углу ул. Элизабетес и Бривибас, а также в Домский собор».
Яунземс был в Риге вечером 20 января, когда ОМОН напал на здание МВД на Бульваре Райниса. До того он наблюдал, как туда же, к Первой гимназии, подвозят оружие. «Шли дальше, тихонько сообщали по рации».
Когда началась стрельба, Яунземс находился у памятника Свободы. «Все началось очень стремительно. Мы с коллегой незадолго до того разошлись, он сказал, что пойдет в сторону ул. Валдемара. В один момент слышу — орет: «Сейчас плохо будет!» И началось». По рации были слышны крики, никто ничего не шифровал — все говорилось открытым текстом.
От пуль спасла лишь случайность
Ситуация была напряжена уже неделю, но стрельбы вечером 20 января никто не ждал. Диктор Latvijas Radio Эглите вспоминает, что закончила работать после восьми вечера — в то время женщин не оставляли работать вечером — и созвонилась с мужем. Семья жила на ул. Антонияс, путь домой лежал через Бастионную горку. Муж хотел ее забрать, но не смог завести машину; сказал, что вместе с сыном придут в Старую Ригу пешком. Когда семья была дома, включили телевизор — над Бастионной горкой свистели пули. «Я подумала: Боже, ты нас спас. Мы ведь могли быть в тот момент там», — поделилась Эглите.
Вскоре журналист Ояр Рубенис прервал ранее записанное телевизионное обращение Ивара Годманиса, в котором он призывал уходить с баррикад. «Дорогие телезрители, мы прерываем выступление Ивара Годманиса, поскольку эти успокоения, очевидно, не к месту. Мы официально сообщаем, что сейчас в городе очень неспокойной. Как нам сообщил начальник штаба обороны господин Яронис, в городе ведется стрельба», — заявил Рубенис в прямом эфире.
Годманис в тот момент добрался до дома. «Мне позвонил начальник охраны и сказал, что ОМОН напал на Министерство внутренних дел. У меня было два телохранителя с автоматами. Мне тоже дали автомат, и тогда мы поехали втроем», — вспоминает Годманис.
Поскольку министр внутренних дел Алоизс Вазнис в тот момент находился в Москве, а его заместитель Зенонс Индриковс был окружен в здании министерства, Годманису за пару минут предстояло принять единоличное решение — отправлять ли на Бульвар Райниса собравшихся в Верманском парке милиционеров. Большую роль сыграло то, что охрана Годманиса смогла настроиться на частоту, на которой переговаривались по рации бойцы ОМОН. Тогда стало известно, что ОМОН занял верхний и нижний этажи здания МВД; и что им предлагалась огневая поддержка гранатометчиков. «В тот момент я понял, что если милиционеры пойдут на помощь защитникам министерства, будет много жертв. Я принял решение не отправлять милиционеров в бой», — заявил Годманис журналу Ir.lv.
«Сегодня постреляем, парни?»
Нападение ОМОН 20 января оборвало пять жизней: кинооператоров Гвидо Звайгзне и Андриса Слапиньша, милиционеров Владимира Гомановича и Сергей Кононенко, и 18-летнего Эдийса Риекстиньша.
Директор Музея баррикада 1991 года Заляйс в то время был милиционером и был ранен во время штурма здания МВД. Вспоминает, что тем вечером познакомился с Гомановичем. «Он еще тогда сказал: ну что? Сегодня постреляем, парни?»