Репортажи и очерки В. В. Овчинникова посвящены, главным образом, социальным и экономическим проблемам разных стран мира — профсоюзному движению, национально-освободительной борьбе, отношениям развивающихся стран с транснациональными корпорациями, гуманитарным вопросам.
Всеволод Овчинников
"Ветка сакуры" - 2.
В ПОСЛЕДНИЙ раз я был в Японии в 1998 году. И понял: то, что пережила Россия за последние 10 лет, очень похоже на то, что пережили японцы после капитуляции. Рухнувшая держава с полной потерей ориентиров и национальное унижение - все это характеризует состояние японцев в 1945 году. То же самое переживает Россия сейчас (по крайней мере, мое поколение). Но когда я приехал в Японию, меня поразило другое: Япония сегодня - это страна, которая утратила уверенность в завтрашнем дне. Раньше японцы считали, что общие интересы важнее личных, человек может реализоваться лишь как часть какого-то коллектива. Сейчас все наоборот...
Япония была страной, где всем давали определенное количество знаний и обязательно делали акцент на фундаментальном гуманитарном образовании. Это было общество, где все работает, как исправный эскалатор, вступив на первую ступеньку которого ты обязательно попадешь на самый верх лестницы. И это давало японцам ощущение стабильности.
С приходом Интернета все изменилось. Меня, безусловно, пугают изменения в сфере японского образования. Например, тенденции к сокращению школьной программы на 40%. По вторникам и четвергам каждый ребенок Японии будет получать ваучер, с помощью которого он сможет окупить себя сам и будет заниматься чем захочет, - углубленно изучать английский язык, математику или любой другой предмет, чтобы впоследствии без труда сделать карьеру.
Еще одна пугающая тенденция - паразитизм. За последние 10 лет в Японии народилось целое поколение "кенгуру", то есть паразитирующей прослойки общества. Молодежь хочет как можно дольше оставаться в так называемом "кармане", так как к самостоятельной жизни японцы должны еще привыкнуть (они учатся этому всю жизнь). В Японии уже давно нет культа семьи. Да и зачем создавать семью, если готовит в основном мама, каждая молодая японка имеет свою комнату, а то и квартиру, а начиная с 7-го класса у каждого японского школьника появляется мобильный телефон? В среднем молодежь в Японии зарабатывает 3 000 - 3 500 долларов в год. И никто не жалуется. Потому что можно всегда залезть в "карман" - положиться всецело на родителей, которые вытянут из любой сложной ситуации. Причем подобных "карманов" может быть 6 и больше. Почти у каждого японца кроме родителей есть 2 бабушки, 2 дедушки и куча родственников, которые не прочь снабдить любимое чадо деньгами. Любимое развлечение японской молодежи - путешествия и катание на горных лыжах.
Девушки не хотят выходить замуж, не хотят рожать детей. И это серьезная угроза для популяции японцев. Если так пойдет дальше, через полвека японцы станут самым малочисленным народом на всем земном шаре! Падение рождаемости особенно обидно, ведь Япония занимает первое место в мире по продолжительности жизни. Средний возраст мужчин в Стране восходящего солнца достигает 79 лет, женщин - 78. Все это благодаря прекрасной японской медицине и устойчивому микроклимату.
Пекин пятидесятых
В марте 1953 года я сошел с поезда Москва-Пекин, чтобы на семь предстоящих лет стать собственным корреспондентом «Правды» в КНР. В свои 27 лет я был тогда самым молодым советским журналистом, командированным на постоянную работу за рубеж.
Старое здание Пекинского вокзала находилось напротив южных городских ворот, за которыми расположены площадь Тяньаньмэнь и Императорский дворец. Не меньше чем древние постройки меня удивили потоки велосипедистов и рикш при полном отсутствии других видов транспорта.
Наши соотечественники ездили тогда на советских «Победах» с китайскими водителями. Самим садиться за руль запрещалось. После победы революции в КНР был принят закон, по которому иностранец, сбивший китайца, должен был пожизненно выплачивать пособие не только ему, но и его детям до совершеннолетия.
Единственным видом общественного транспорта в Пекине были трехколесные велорикши. Но пользоваться ими нам тоже запрещалось по морально-этическим соображениям. Это особенно огорчало наших жен. Отправляясь за покупками, им приходилось шагать пешком многие километры.
Столичная жизнь в Пекине носила тогда как бы камерный, почти семейный характер. В 50-х годах в КНР были аккредитованы 12 иностранных послов и 15 зарубежных журналистов. Поэтому нас наряду с дипломатами приглашали на все государственные банкеты. Мы сидели буквально в нескольких метрах от главного стола, где Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай чокались с Неру или Сукарно, с Ким Ир Сеном или Хо Ши Мином.
Во время моей работы в Пекине впервые с тридцатых годов собрался съезд Компартии Китая. Прилетела советская делегация. И мне надо было ежедневно давать подробные отчеты о всех заседаниях.
В завершающий день работы съезда в комнату иностранных журналистов неожиданно вошел Мао Цзэдун и спросил: «Кто тут из «Правды»?» Дрожащим голосом я назвал себя и удостоился личного рукопожатия великого кормчего: «Потрудился, так потрудился! Освещал съезд хорошо!»
После этих слов председателя Мао моя жизнь круто изменилась. Вместо фанзы с земляными полами и дымными буржуйками корпункт переселили в квартиру для дипкорпуса с центральным отоплением. А при поездках по стране мне уже не требовалось согласовывать их маршрут с отделом печати МИД КНР.
Председатель Мао навсегда запомнился мне необычайно высоким для китайца ростом и устремленным куда-то вдаль взглядом. Когда же меня познакомили в кулуарах съезда с новым Генеральным секретарем ЦК КПК Дэн Сяопином, меня, напротив, поразил его малый рост. Ведь одно дело, когда видишь человека в президиуме, а другое дело – когда сталкиваешься с ним лицом к лицу.
Партийная кличка генсека – Сяопин, то есть «маленькая бутылка» воспринималась в Китае как метафора, аналогичная нашему термину «Ванька-встанька». Маленькая бутылка – это пузырек самогона, который нельзя завалить на бок. Ведь он тут же вновь принимает вертикальное положение. Как Дэн Сяопин, которого трижды сбрасывали с вершины пирамиды власти, но он вновь на нее возвращался.
Первая трещина в китайско-советских отношениях появилась после XX съезда КПСС. По мнению Мао Цзэдуна, Хрущев был не вправе выступать с резкой критикой Сталина, не посоветовавшись с международным коммунистическим движением.
После успешного завершения первой пятилетки, которая осуществлялась на основе советского опыта и при содействии наших специалистов, «великий кормчий» прибег к авантюристической тактике «большого скачка». (Тогдашний лозунг: «Три года горького труда – десять тысяч лет счастья»). Чтобы первыми «запрыгнуть» в коммунизм, китайских крестьян заставили не только коллективно трудиться, но и есть из общего котла.
Под лозунгом «Обгоним Англию!» стали варить сталь чуть ли не в каждом дворе. А я с китайскими коллегами из «Жэньминь жибао» неделю таскал на коромысле корзины с землей, помогая строить близ Пекина Шисаньлинское водохранилище. «Прыжок в коммунизм» закончился бедствием для страны и народа.
Причину провала стали искать в международной обстановке. В Пекине словно забыли, что именно Чжоу Эньлай и Неру в свое время провозгласили пять принципов мирного сосуществования, сделали их политической платформой неприсоединившихся стран. Китайское руководство стало обвинять Хрущева в ревизионизме за его стремление снизить накал «холодной дойны», сделать мирное сосуществование стержнем внешней политики социалистических государств.
Роковое купание лидеров
Самая драматическая коллизия возникла в связи с этим накануне десятилетия КНР. В сентябре 1959 года Хрущев должен был совершить поездку по Соединенным Штатам. А к 1 октября прямо оттуда прилететь на празднование в Пекин. Меня включили в рабочую группу по составлению его речи на юбилейной сессии Всекитайского собрания народных представителей.
Незадолго до визита Никиты Сергеевича за океан на китайско-индийской границе вспыхнули вооруженные столкновения. Дабы оградить советского лидера от нежелательных расспросов, было опубликовано Заявление ТАСС. В нем выражалось сожаление по поводу конфликта и надежда, что стороны решат спор за столом переговоров. Такая позиция Москвы вызвала негодование в Пекине. Как, мол, можно ставить на одну доску братскую страну социализма и капиталистическое государство!
И вот в самый разгар пресловутых «десяти дней, которые потрясли Америку», китайское руководство неожиданно перенесло начало юбилейных торжеств с 1 октября на 26 сентября. Это поставило Хрущева перед нелегким выбором: либо скомкать свой триумфальный американский визит, либо поручить выступить на юбилее КНР кому-то другому. Он предпочел второе.
Доклад, в подготовке текста которого мне довелось участвовать, зачитал Суслов. Хрущев же прилетел лишь 30 сентября. На другой день – демонстранты все-таки увидели его на трибуне ворот Тяньаньмэнь.
После праздничных торжеств Мао пригласил советского гостя в свою резиденцию близ столицы. Там Хрущева ждал конфуз. Хозяин встретил его в бассейне и предложил присоединиться. Но беда была в том, что Никита Сергеевич не умел плавать. В своих черных сатиновых трусах до колен он, как и на отдыхе в Пицунде, мог зайти в воду лишь до пояса и несколько раз присесть, дабы окунуться. Можно представить себе, как неуклюже выглядел гость на фоне хозяина, способного пересечь километровую ширь Янцзы!
Хрущев был настолько взбешен, что в тот же вечер объявил: он отменяет тщательно подготовленную нами недельную поездку по Китаю и намерен немедленно возвращаться на родину.
Думаю, что причинами размолвки между Пекином и Москвой, которая привела к тридцатилетней конфронтации и даже к боям на острове Даманский, были не только идеологические разногласия, но и личная неприязнь двух лидеров. Это чувство у Хрущева усиливали воспоминания о своей беспомощной фигуре в длинных сатиновых трусах, когда он барахтался в бассейне рядом с «великим кормчим».
Первая из них: «Путешествие в Тибет» вышла в свет в 1956 году, когда я первым из моих соотечественников побывал в загадочной Шамбале.
Сейчас, сейчас