Когда в 1988-м начался вывод советских войск из страны, снаряды стали долетать и до Кабула. Пять лет спустя один из них попал в здание Национального музея, разрушив крышу и верхний этаж. Но к тому времени золота Бактрии в музее уже не было. Его местонахождение оставалось загадкой для всех, включая прессу и экспертов, многие из которых были уверены, что шурави, уходя из Афганистана, забрали сокровища с собой. Но золото находилось в каком-то десятке километров от здания Национального музея: с санкции президента Наджибуллы в начале 1989 года сотрудники музея перевезли и спрятали драгоценности в одном из хранилищ в подвале президентского дворца. Через три года к власти пришли моджахеды, потом талибы, Наджибуллу казнили, музей разграбили, на черном рынке всплывали экспонаты – но ничего из сокровищ Тилля-Тепе. Какие только слухи не ходили тогда: золото вывез Сарианиди (писали французские газеты), золото вывезли французские спецслужбы (писали российские газеты), золото стало «кассой Бен Ладена» и расходится по частным коллекциям... «Журналисты спрашивали нас о золоте Бактрии, но мы не выдавали нашу тайну, это было опасно, – рассказывает директор музея Омара Хан Массуди. – Лишь в 2003 году президенту Хамиду Карзаю доложили, что сокровища целы. Он был так счастлив, что сделал публичное заявление».
Сейчас, сейчас
«Даже святой, увидев золото, меняется в лице» – эту восточную мудрость часто повторял Виктор Иванович Сарианиди, возглавлявший группу советских археологов в Афганистане в 1978 году. Среди тех, кого судьба связала с золотом Бактрии – сенсационной находкой, сделанной в том году, – святых, конечно, не было. Сохранить лицо удалось не всем. Но были и те, кому золото помогло проявить лучшие качества. Удивительные приключения царских сокровищ – это прежде всего история людей: их страстей и слабостей, самоотверженного труда и незаурядного мужества.
Под покровом ночи из города вышла небольшая группа людей. Четверо мужчин несли на плечах накрытый тканью гроб без крышки. Пройдя около тысячи шагов на юго-восток, процессия достигла руин Храма на холме. На одном из уступов чернела свежевырытая продолговатая яма. Гроб поспешно опустили в могилу, головою на запад. В свете луны блеснули золотые диски, которыми было расшито покрывало. Прочитав короткое заклинание, похоронная команда быстро засыпала могилу, замаскировав ее дерном. Так завершилось пребывание в этом мире молодой жены правителя. Ее, увенчанную золотой короной, облаченную в расшитое золотом платье, убранную браслетами, бусами и подвесками с изображением Великой богини Анахиты, ждал подобающий прием в Царстве мертвых. В царстве живых ее никогда не увидят. Тайное погребение надежно скрыто от людских глаз. Никому не суждено проникнуть в золотую могилу царицы.
Корона венчала голову молодой женщины из погребения 6. Ни в более ранние, ни в позднейшие эпохи Бактрия не знала таких корон. Зато похожие, с изображением деревьев и птиц, были найдены в курганах кочевников — саков и сарматов.
...Сегодня никто не скажет, как именно проходило погребение, но зато доподлинно известно, при каких обстоятельствах покой гробниц был нарушен две тысячи лет спустя. Советско-афганская археологическая экспедиция вела раскопки памятников раннего железа (конец II – начало I тысячелетия до н. э.) под городом Шибирган в Северном Афганистане.
Работа на месте древнего поселения на холме Тилля-Тепе началась в октябре, а уже к середине ноября похолодало, пошли дожди. 15 ноября начальника экспедиции Виктора Сарианиди на объекте не было, накануне он уехал в Кабул на международный семинар. Но шедший несколько дней дождь прекратился, и раскопки шли своим чередом – очищали от грунта крепостную стену. Вдруг на лопате одного из рабочих, афганского крестьянина по имени Худайдот, что-то блеснуло – желтое, размером с монетку – то, чего здесь, на Тилля-Тепе, и не думали увидеть. До сих пор тут искали и находили керамику да остатки железных изделий. И вот теперь – золото. Много – десятки предметов, мелких и покрупнее. Скоро их счет пойдет на сотни, а затем на тысячи.
«Боже мой, все это через мои руки прошло... Все-все... Какой ужас, – с неожиданной тоской в голосе вздыхает экспедиционный реставратор Владимир Прокофьевич Бурый, листая изданный в 1980-х каталог сокровищ Тилля-Тепе. – Какой ужас это был, вы не представляете себе! Все утыкано бирюзой, она была когда-то посажена на мастику, и вываливалась... Все нужно было подбирать, мыть, склеивать. И пересчитывать! Археолог мне сдает изделия – считаем. Потом я их обрабатываю, раскладываю на планшете, сдаю обратно – опять считаем. Бывает, не сходится, снова пересчитываем... У меня руки ходуном ходят – это же золото!»
Долгий вечер в гостях у профессора Строгановки наполнен воспоминаниями. Впервые за 35 лет Владимир Бурый перечитывает свой полевой дневник 1978 года. Вот она, историческая запись в толстой общей тетради: «15 ноября. Тучи, холодно... В 10:00 приехал Зафар [Хакимов, археолог из Узбекистана. – Примечание редактора.] и сказал: “Собирайся, поехали”. Оказалось, в Тилля-Тепе нашли захоронение... неразграбленное... Верхняя часть черепа снесена лопатой, вместе с землей в завал выброшена часть золотых украшений. Сейчас рабочие перебирают завал и вытаскивают золото». В начале экспедиции заметки подробные: описан каждый день, зарисованы важные находки. Чем дальше, тем записей меньше: времени не хватало. Золото свалилось на участников раскопок как снег на голову. Экспедиция не была готова к такому объему работ – и к такой огромной ответственности.
С 15 ноября 1978-го по 8 февраля 1979 года возглавляемая Виктором Сарианиди группа из четырех советских и двух афганских археологов, советского реставратора и трех его афганских ассистентов раскопала на территории древней Бактрии шесть царских захоронений двухтысячелетней давности. Из земли были должным образом, слой за слоем, извлечены, а затем подсчитаны, отреставрированы и описаны 20600 золотых украшений – нашивки, подвески, ожерелья, кольца, броши, браслеты, пояса, ножны, короны, – а также изделия из серебра, бронзы, других материалов. Сам Сарианиди позже говорил, что в «нормальных условиях» каждое захоронение такого рода требовало около полутора месяцев работы. Неполных три месяца на все – под дождем и ветром, при дефиците необходимых материалов, от химикатов до упаковки (в ход шли даже коробочки для зубных буров из кабинета стоматолога в Шибиргане) – условия были далеки от нормальных. К тому же по всему Афганистану прошла весть: шурави нашли золото! На раскопки стали приезжать сотни, тысячи людей из окрестных городов и сел. «Тилля-Тепе был под постоянной охраной афганских солдат, но никто не запрещал местным жителям толпиться вокруг, – вспоминает Владимир Бурый. – Это невероятная нагрузка на психику – работать, все время ощущая на себе взгляды, слыша шепот, видя, как на тебя показывают пальцем. Кроме того, не забудьте – там было золото!»
Среди тех, кто приезжал посмотреть на раскопки, были и шурави, советские граждане. Под Шибирганом расположено крупнейшее в Афганистане нефтегазовое месторождение. С конца 1960-х газ по трубопроводу экспортировался в Узбекистан. Газовый фактор был определяющим в экономических и политических отношениях СССР и Афганистана вплоть до 1990 года. Советские специалисты в Шибиргане жили семьями, в городе повсеместно звучала русская речь. В один из дней в Тилля-Тепе из Шибиргана пришел нефтегазоразведчик Анатолий Черноиван. Фотолюбитель со стажем, он прихватил с собой камеру. «Когда я начал снимать, ко мне подошли: “Нельзя, запрещено!” Но я все равно сделал несколько снимков. А через пару дней за мной прислали от Сарианиди с просьбой о помощи. Несколько недель мы вдвоем с коллегой Виталием Кошелевым осуществляли техническую съемку на раскопках. За это время через мои руки прошло около восьми тысяч золотых изделий!», – рассказывает Черноиван. Старейший член Черниговского фотоклуба, Анатолий Кондратьевич до сих пор вспоминает работу на Тилля-Тепе как главное приключение своей жизни.
Вид на храмовый комплекс Тилля-Тепе в разгар раскопок сезона 1978−1979 годов. На горизонте — окраины города Шибиргана. Захоронения холма Тилля-Тепе относятся ко времени, о котором известно мало, — к концу I века до н.э. Здесь были найдены могилы молодого знатного воина и пяти женщин (очевидно, жен правителей). Предметы из могил указывают: те, кто в них захоронен, вели кочевой или полукочевой образ жизни. «Кочевническая среда — как море с множеством течений и водоворотов, — поясняет историк Вероника Шильц. — Трудно судить, кто есть кто, особенно, если эти люди не оставили следа в письменной истории».
Во время подготовки этой статьи с Виктором Ивановичем удалось встретиться дважды. Все его мысли были заняты текущими раскопками в Туркменистане. Про Бактрию Сарианиди вспоминал как про короткий эпизод своей богатой научной биографии. Он признался, что не верил в удачу, пока сам, вернувшись из Кабула, не увидел человеческие останки. Лишь тогда он понял, что это не случайный клад, а некрополь: «Я удивился тому, что нам такое удалось. Я вообще невезучий в жизни... Хотя на женщин и на золото мне везет!» Находить золото Виктору Ивановичу доводилось дважды – в Афганистане и в Туркмении. Для археолога это поразительная удача. Владимир Бурый, несколько лет проработавший с Сарианиди, утверждает, что удача эта – от умения рисковать: «Виктор Иванович везучий, очень. Мы с ним не раз играли в карты. Обычно было так – мы играем, и вдруг он улавливает момент: карта пошла. И тут же начинается бурная рисковая игра. Таким был его стиль».
По календарю полевой сезон подходил к концу, но конца работам видно не было. Через три дня после первого обнаружили второе погребение, 14 декабря – третье, 26-го – четвертое, затем – пятое, шестое... Именно тогда, чтобы сэкономить время, Сарианиди решил максимально упростить все процедуры по инвентаризации находок: «Я сделал, пожалуй, самый смелый и решительный шаг в своей жизни – все было поставлено на доверие». Это было рискованно: доверие – тяжкое бремя. Последовательность событий восстанавливает, заглядывая в дневник, реставратор Владимир Бурый: «У меня была команда ассистентов – два местных туркмена, Гафур-ака и Чары-кара, и молодой афганец из Кабула Ареф Иноят. Дольше всех – лет семь или восемь – со мной проработал Чары. Очень смышленый парень, мастер на все руки. И вот однажды ко мне подходит Ареф: “Володя, тут такая история. Я у Чары попросил закурить. Он достал из кармана пачку, протянул мне – в ней оставалась одна сигарета. Я забрал пачку себе. А теперь смотри – что будем делать?”. И показывает пачку: мягкую, бумажную, сверху целлофан, а между целлофаном и бумагой – крошечный камешек, бирюза. Подозвали Абдул Хабиба – одного из двух археологов-афганцев. Договорились молчать.
Пряжки с колесницами в китайском стиле.
Рабочий день закончился, и все мы поехали в гостиницу, где Чары жил с Гафур-акой. Не гостиницу – ночлежку: помещение в метр высотой, куда можно было только вползти на четвереньках. Там, на кусках поролона, которые я дал Гафуру и Чары, они спали, как на матрасах. И там, под поролоном мы нашли еще золотце. Грязное: как взял с землей, так и бросил». Незадачливого вора пожалели – не стали давать делу официальный ход, а просто выгнали. На следующее утро Бурый застал ассистента около машины: «Стоит, ждет – ехать на работу. Я говорю: “Уходи. Все”. Он поплелся прочь – и сгинул. Мне искренне жаль его. Но по-другому нельзя было...»
Реставратор продолжает листать дневник, читает вслух: «30 декабря. На захоронении номер 2 Абдул Хабиб смел все слои сохранившейся ткани. Под зеркалом была законсервированная медью ткань. Был в сильном раздражении...». Бурый откладывает тетрадь и рассказывает почти невероятную историю. Абдул Хабиб учился на археолога в МГУ, но был по каким-то причинам отчислен. В экспедицию он попал, можно сказать, на перевоспитание – Сарианиди пообещал похлопотать о восстановлении. Хабиб отчаянно старался заслужить одобрение начальника, но гордость и строптивый нрав мешали. Чем больше было работы, тем чаще срывался Хабиб. Впрочем, в работе был аккуратен до педантичности. В захоронении 2, которое он раскапывал, была погребена молодая женщина, в гробу лежало китайское зеркало. Приподняв его, археолог онемел: под зеркалом сохранился кусок ткани – тонкие нити разных видов плетения законсервировались благодаря контакту с медью. Находка уникальная!
«Я полдня думал, как сохранить ткань, – вспоминает Владимир Бурый. – Придумал, успокоился. На следующий день мы приехали на раскоп с Зафаром Хакимовым и пошли смотреть на находку Хабиба. Заходим в погребение номер 2 – и глаза у меня лезут на лоб: Хабиб сметает кистью последние остатки ткани. Я только и смог, что прошептать: “Ты что наделал?”. А он смотрит – лицо искажено, видно, что пил ночью. Он сделал это как бы в отместку Виктору Ивановичу, приговаривая: “Ему наплевать на меня”. Хабиб был очень хороший специалист, но... с надломом».
Нервы в те дни сдавали у всех – и у афганцев, и у наших. Но на Тилля-Тепе каждый специалист был буквально на вес золота. И работа не прерывалась ни на час. В дальнейшем Сарианиди помог афганцу вернуться в МГУ. Увы, конец у этой истории печальный: через несколько лет Абдул Хабиб умер, застудив почки.
Подходил к концу январь 1979 года. По плану, Сарианиди должен был вылететь в Кабул с теми предметами, которые успели описать и сфотографировать, оставив часть сотрудников завершить работу. Виктор Иванович вспоминал: ровно за неделю до его отъезда археолог из Ашхабада Теркеш Ходжаниязов отозвал его в сторону, протянул перед собой руку и разжал кулак. На солнце блеснули золотые бляшки – новое, седьмое захоронение! Времени и сил на раскопки не оставалось, и находку решили законсервировать до следующего сезона. Археолог Зафар Хакимов и реставратор Владимир Бурый отвечали за доставку оставшегося золота в столицу: приняли, упаковали в ящики, погрузили в кузов старого грузовика ГАЗ-66. Сверху в кузов накидали ватники, спальники, посуду – замаскировали, как могли, и рано утром 13 февраля выехали в Кабул. Впереди более 500 километров – через Гиндукуш, тоннель Саланг. Охраны не было, с Виктором Ивановичем не удавалось связаться несколько дней, а откладывать поездку нельзя! Зафар сел за руль, Владимир водить не умел. Не успели отъехать – заглох мотор.
Застежка изображает античных — возможно, македонских — воинов, но в окружении львов и птиц, совершенно чуждых античной традиции.
«Февральское солнце светило ярко, но дул ледяной ветер, – вспоминает Бурый. – Я стою, смотрю, как Зафар копается в моторе. Я еще отметил, что одежда у него задралась, поясница голая». В Пули-Хумри, город на подступах к Гиндукушу, доехали в темноте. Огромные корпуса гостиницы были пусты: февраль – мертвый сезон для туристов, да и время стояло тревожное, шел роковой для страны 1979 год... «Мы загнали грузовик во двор, – рассказывает реставратор.– А у Зафара лоб пылает, простудился на холодном ветру. Гостиница не топлена, света нет. Где-то я достал кипяток, укрыл Зафара всем, чем мог. Лекарств не было, но был спирт. Что делать? Нашел кусок проволоки, кое-как обмотал брезентовый верх. Вернулся в номер. Пули-Хумри, февраль, нас двое в отеле, а во дворе – машина, набитая золотом. Абсурд какой-то. Я выпил спирта, уснул...».
Наутро жизнь наладилась: температура у Зафара спала, машина – на месте, проволока – в целости. Вновь отправились в путь. И вот, когда внизу в долине уже показались огни Кабула, в свете фар на дорогу выскочили солдаты – ружья наперевес. «Как выяснилось потом, в тот день в столице убили американского посла Адольфа Дабса, – вспоминает Бурый. – И вот нас собираются обыскивать. В этот момент стало по-настоящему страшно. Помню, Зафар что-то говорит на фарси, я лезу в кузов, поднимаю спальники... Нам повезло, добираться до самого дна патруль поленился. Кто знает, что случилось бы, обнаружь солдаты золото на той ночной дороге. Если даже святые меняются в лице...».
Все золото благополучно добралось до Кабула, где нашло место в Национальном музее, но обстановка в Афганистане в 1979 году не благоприятствовала новой экспедиции. А в декабре СССР ввел в страну войска. О седьмом погребении пришлось забыть (как оказалось, навсегда: могилу разграбили). Но в 1982 году Сарианиди вновь приехал в Афганистан – с фотографами из Эрмитажа Владимиром Теребениным и Леонидом Богдановым. Они провели в Кабуле месяц, снимая золото для фотоальбома. «Шла война, каждый вечер мы слышали разрывы артиллерийских снарядов, но, как ни странно, лучшего отдыха в моей жизни не было, – вспоминает Теребенин. – Роскошный номер в гостинице, завтрак на белоснежных скатертях, с вышколенными официантами, затем на “Победе” к нам заезжает Сарианиди, и мы направляемся в музей. Работа, обед, отель, ужин, командировочные... Ситуация парадоксальная».
Шли годы, и из парадоксальной ситуация превращалась в критическую. Когда в 1988-м начался вывод советских войск из страны, снаряды стали долетать и до Кабула. Пять лет спустя один из них попал в здание Национального музея, разрушив крышу и верхний этаж. Но к тому времени золота Бактрии в музее уже не было. Его местонахождение оставалось загадкой для всех, включая прессу и экспертов, многие из которых были уверены, что шурави, уходя из Афганистана, забрали сокровища с собой. Но золото находилось в каком-то десятке километров от здания Национального музея: с санкции президента Наджибуллы в начале 1989 года сотрудники музея перевезли и спрятали драгоценности в одном из хранилищ в подвале президентского дворца. Через три года к власти пришли моджахеды, потом талибы, Наджибуллу казнили, музей разграбили, на черном рынке всплывали экспонаты – но ничего из сокровищ Тилля-Тепе. Какие только слухи не ходили тогда: золото вывез Сарианиди (писали французские газеты), золото вывезли французские спецслужбы (писали российские газеты), золото стало «кассой Бен Ладена» и расходится по частным коллекциям...
«Журналисты спрашивали нас о золоте Бактрии, но мы не выдавали нашу тайну, это было опасно, – рассказывает директор музея Омара Хан Массуди. – Лишь в 2003 году президенту Хамиду Карзаю доложили, что сокровища целы. Он был так счастлив, что сделал публичное заявление». Виктор Сарианиди вылетел в Кабул для опознания драгоценностей. За 13 лет ключ от сейфа успели потерять. «Нашли мастера, он выпилил замок, – вспоминал Сарианиди. – Первым из сейфа вытащили цветок, элемент большой короны. Это было как встреча с близким человеком, которого ты не видел много лет и не знал, что с ним, жив он или умер. И наконец ты увидел: все-таки он живой, он здесь, он ждет тебя».
«История сокровищ Тилля-Тепе ждет своего Дэна Брауна», – говорит Анатолий Черноиван, разглядывая старые снимки. Да, приключения золота Бактрии могли бы лечь в основу авантюрного романа, но для науки лучше, если о сокровищах будут писать специалисты. Французский историк искусства кочевников Вероника Шильц констатирует: число публикаций о Тилля-Тепе растет – не в последнюю очередь благодаря успеху выставки «Афганистан. Скрытые сокровища», на которой, наряду с находками археологов из Франции, представлено и золото Бактрии.
За восемь лет выставка побывала в Париже и Турине, Лондоне и Нью-Йорке... но, увы, так и не добралась до России. Виктор Сарианиди еще с начала 1980-х пытался организовать в Эрмитаже выставку своих находок. «В последние годы я носила письма Виктора Ивановича во все высокие кабинеты страны, – рассказывает антрополог Надежда Дубова, бывшая заместителем Сарианиди в его экспедициях с 2002 года. – Знаю, что Сергей Лавров, министр иностранных дел, поставил одобрительную визу, но на том все и кончилось». Весь 2014 год выставка сокровищ Афганистана гастролирует по Австралии.
«Мне жаль, что Россия пока в стороне, – сетует Вероника Шильц. – Предметы из Тилля-Тепе заслуживают серьезного исследования на международном уровне и с обязательным участием России, где сильна традиция изучения культуры кочевников. А выставка у вас в стране была бы еще и замечательным поводом представить публике архив Сарианиди». ...И лучшим способом почтить память великого археолога, добавим мы. Золото – подходящий для этого материал.