youtu.be — Реми #Майснер и люди доброй воли представляют третью главу аудиокниги Как Закалялась Сталь в исполнении актрисы Театра Содружество Актёров Таганки Евгении Стегний.
"Белопанская Польша осталась жить. Мечту о Польской советской социалистической республике пока не удалось осуществить.
И осенней промозглой ночью десятки тысяч сынов трудового народа вошли в холодную воду пролива, чтобы в ночь перейти Сиваш и ударить в спину врага, зарывшегося в укреплениях. Вели этих людей — покрытые неумирающей славой товарищ Котовский и Блюхер. И за вождями без страха шли тысячи, чтобы раздавить голову последней гадине, свернувшейся клубком на полуострове и высунувшей свою ядовитую голову у Чонгара. "
...
"Первые весточки о новой политике партии получили в губкомоле, но это были лишь обрывки, еще не сформированные. Но через несколько дней, на первой проработке тезисов, обозначились разногласия. Павел не совсем понял установку тезисов, но ушел с совещания с тяжелым чувством недоверия и сомнения. Встретился в литейном с Дударковым, приземистым мастером-коммунистом.
И тот, мигая выцветшими глазами на свет, остановил Корчагина:
— Что это, в самом деле, буржуев возвращают на старое место? Говорят, магазины откроют. Торговля пойдет во всю ивановскую. В общем, били, а потом, здравствуйте, все по-старому.
Павел ему не ответил, но сомнения заползали к нему все больше и больше.
В борьбу против партии втянулся незаметно, но когда втянулся, то сразу же повел ее остро. Первое его выступление на пленуме губкома вызвало бурную дискуссию. Сразу же разделились
на меньшинство и большинство. А дальше закружились больные дни. Вся парторганизация, комсомол лихорадили в дискуссионной горячке. И непримиримая позиция Корчагина и его товарищей создали в губкоме невыносимую атмосферу.
Яким, секретарь губкома, крепкий, крутолобый, весь начиненный энергией, развитой и политически, вместе с Устинович пытались индивидуально проработать вопросы с Корчагиным и его единомышленниками, но из этого ничего не вышло. Павел в упор поставил грубо и прямо следующее определение:
— Ты мне ответь, Яким, буржуазия получает права на жизнь. Я в высокой теории не разбираюсь. Я понимаю одно, что НЭП — это предательство нашего дела. Не за это мы боролись, и мы, рабочие, с этим не согласны и будем против этого бороться изо всех сил. А вы, может быть, хотите буржуйскими лакеями сделаться? Пожалуйста.
Яким вскипел.
— Павел, ты пойми, что ты говоришь. Ты оскорбляешь всю партию. Ты клевещешь на нее. Ты уперся в своем фанатизме и не желаешь понять простых вещей, что, ведя дальше политику военного коммунизма, мы погубим революцию, мы дадим возможность контрреволюции поднять против нас крестьянство. Ты не желаешь этого понять. А раз ты не хочешь по-большевистски проработать этот вопрос, а угрожаешь борьбой, то мы будем бороться. Мы и так потратили на вас массу времени совершенно бесполезно.
Они расстались врагами.
После выступления на общепартийном собрании района, где приезжие из центра представители рабочей оппозиции были провалены большинством, Павел выступил с недопустимой резкой речью,
с обвинением партии в предательстве.
На другой день экстренным пленумом губкома был исключен из его состава вместе с четырьмя другими товарищами. С Жарким он не разговаривал. Они были в двух различных лагерях. И Павлу удалось провалить Жаркого на собрании своего коллектива, где за Павлом шло большинство. Борьба углубилась, и в результате нее Павел был исключен из райкома и снят с секретаря коллектива. Последнее привело к бурному столкновению, и два десятка товарищей сдали свой комсомольский билет. И, наконец, Корчагин с его единомышленниками был исключен из организации.
Для него наступили мрачные дни, самые беспросветные, какие он только видел в своей жизни."
...Павел вспомнил последние слова приказа Реввоенсовета, прочитанные перед всем полком...:
"...Посему приказываю:
1) В устной и печатной форме неутомимо и повторно разъяснять красным войскам и, в частности, свежим формированиям, что польские солдаты сами являются бессильными жертвами польской
и англо-французской буржуазии и что наш долг поэтому требует от нас принимать пленных польских солдат как заблуждающихся или обманутых братьев, чтобы затем вернуть их в освобожденную
польскую отчизну, как братьев просветленных.
2) Строжайшим образом проверять все слухи, сведения и донесения о жестокостях по отношению к польским пленным, а равно к местному населению, из какого бы источника эти сведения ни исходили.
3) Твердо напомнить команарму и комиссарскому составу его ответственность за строжайшее исполнение сего приказа".
Сейчас, сейчас
И осенней промозглой ночью десятки тысяч сынов трудового народа вошли в холодную воду пролива, чтобы в ночь перейти Сиваш и ударить в спину врага, зарывшегося в укреплениях. Вели этих людей — покрытые неумирающей славой товарищ Котовский и Блюхер. И за вождями без страха шли тысячи, чтобы раздавить голову последней гадине, свернувшейся клубком на полуострове и высунувшей свою ядовитую голову у Чонгара. "
...
"Первые весточки о новой политике партии получили в губкомоле, но это были лишь обрывки, еще не сформированные. Но через несколько дней, на первой проработке тезисов, обозначились разногласия. Павел не совсем понял установку тезисов, но ушел с совещания с тяжелым чувством недоверия и сомнения. Встретился в литейном с Дударковым, приземистым мастером-коммунистом.
И тот, мигая выцветшими глазами на свет, остановил Корчагина:
— Что это, в самом деле, буржуев возвращают на старое место? Говорят, магазины откроют. Торговля пойдет во всю ивановскую. В общем, били, а потом, здравствуйте, все по-старому.
Павел ему не ответил, но сомнения заползали к нему все больше и больше.
В борьбу против партии втянулся незаметно, но когда втянулся, то сразу же повел ее остро. Первое его выступление на пленуме губкома вызвало бурную дискуссию. Сразу же разделились
на меньшинство и большинство. А дальше закружились больные дни. Вся парторганизация, комсомол лихорадили в дискуссионной горячке. И непримиримая позиция Корчагина и его товарищей создали в губкоме невыносимую атмосферу.
Яким, секретарь губкома, крепкий, крутолобый, весь начиненный энергией, развитой и политически, вместе с Устинович пытались индивидуально проработать вопросы с Корчагиным и его единомышленниками, но из этого ничего не вышло. Павел в упор поставил грубо и прямо следующее определение:
— Ты мне ответь, Яким, буржуазия получает права на жизнь. Я в высокой теории не разбираюсь. Я понимаю одно, что НЭП — это предательство нашего дела. Не за это мы боролись, и мы, рабочие, с этим не согласны и будем против этого бороться изо всех сил. А вы, может быть, хотите буржуйскими лакеями сделаться? Пожалуйста.
Яким вскипел.
— Павел, ты пойми, что ты говоришь. Ты оскорбляешь всю партию. Ты клевещешь на нее. Ты уперся в своем фанатизме и не желаешь понять простых вещей, что, ведя дальше политику военного коммунизма, мы погубим революцию, мы дадим возможность контрреволюции поднять против нас крестьянство. Ты не желаешь этого понять. А раз ты не хочешь по-большевистски проработать этот вопрос, а угрожаешь борьбой, то мы будем бороться. Мы и так потратили на вас массу времени совершенно бесполезно.
Они расстались врагами.
После выступления на общепартийном собрании района, где приезжие из центра представители рабочей оппозиции были провалены большинством, Павел выступил с недопустимой резкой речью,
с обвинением партии в предательстве.
На другой день экстренным пленумом губкома был исключен из его состава вместе с четырьмя другими товарищами. С Жарким он не разговаривал. Они были в двух различных лагерях. И Павлу удалось провалить Жаркого на собрании своего коллектива, где за Павлом шло большинство. Борьба углубилась, и в результате нее Павел был исключен из райкома и снят с секретаря коллектива. Последнее привело к бурному столкновению, и два десятка товарищей сдали свой комсомольский билет. И, наконец, Корчагин с его единомышленниками был исключен из организации.
Для него наступили мрачные дни, самые беспросветные, какие он только видел в своей жизни."