Проиграв и пропив все свое имущество, казак в первое время после присоединения [Камчатки] брал ружье, копье и отправлялся воевать на свой собственный риск и страх. Явившись в острог [туземцев], он договаривался с 50 или 60 обитателями, что он удалится, если те дадут ему то, что он потребовал. Тем не менее даже в том случае, если сговор и скоро состоялся, казак все же сгонял целую толпу «иезирров», по здешнему выражению, то есть мальчиков и девочек, в [ русский] острог и немедленно отправлялся с ними в кабак, чтобы там проиграть их.
Нуждаясь в соболях или деньгах, некоторые казаки, захватив с собою кандалы или цепи из Приказа, направлялись с ними в какой-нибудь острог [туземцев]. По прибытии туда они только позванивали цепями над дымовою дырою той или иной юрты, и немедленно все обитатели этих юрт вылезали наружу для осмотра и выкупа. Если же кто-нибудь из туземцев возмущался поведением казаков и оказывал им сопротивление, то насильники подвергали его таким побоям, что и прочие ительмены, вне себя от злобы и ярости, скопом набрасывались на казаков и убивали их. Такой поступок считался изменой, и весь казачий состав [ русского] острога нападал тогда на туземцев, губив многих из них; оставшееся имущество делили между собою.
У каждого казака было по меньшей мере 15–20 рабов, а у некоторых даже от 50 до 60. Этих рабов они проигрывали в кабаке в карты, и случалось, что рабыня в течение одного вечера переходила к трем или четырем хозяевам, причем каждый, кто выигрывал, ее насиловал. Таких рабынь казаки выменивали также на собак. Несчастные рабы должны были исполнять всякую работу, и ни один казак решительно не ударял пальцем о палец, а только играл в карты, пьянствовал, объезжал от поры до времени свой округ для сбора долгов или шел на войну. Ни приказчик и никто другой не заступался за бедных туземцев, сколько бы они ни жаловались, а в свою очередь вел свою линию.
{Казацкие жены, происходящие от ительменов, до сих пор все еще считают большою для себя честью быть любимыми многими, и в этом отношении еще недавно положение было отнюдь не лучше, чем когда-то в Содоме или у квакеров. Ни один казак не живет с одною только своею женою, но находится в связи со всякими женщинами, которые, в свою очередь, живут со всяким, кто им попадается... Прежде у каждого казака, помимо жены, было по 10, 20 и 30 девушек-наложниц (иезирры) или рабынь, которыми они пользовались. Если он проигрывал какую-нибудь в карты, новый хозяин немедленно насиловал ее в кабаке; таким образом, у нее, бывало, в один вечер сменялось три-четыре хозяина, и она должна была каждому из них тут же отдаваться. Девушкам это доставляло, по-видимому, удовольствие. Если же хозяин не трогал ее, то она от него убегала или сама себя умерщвляла.}
Население ближайших острогов казаки облагали постоянной барщиной, и туземцам приходилось в лучшее время года пренебрегать интересами и нуждами своей собственной семьи. Зимою же всякий казак брал у них сколько хотел подвод и людей для своего конвоя... Казаки со всеми своими семьями сидели у этих бедняков в течение зимы на шее и поедали у них все заготовленные ими припасы, совершенно не соблюдая никакой экономии и опираясь исключительно на ложь и обман, грабеж и воровство.
Когда какой-либо казак приближается к острогу [туземцев] и собаки лаем возвещают о прибытии чужого человека, на всех ительменов нападает страх; некоторые начинают убирать свои жилища, другие прячут свои лучшие вещи, девушки скрываются, мужчины же выбегают из юрт, чтобы приветствовать казака. И едва последний сойдет с саней, как уже отдает с громкими угрозами приказания, требуя хорошенько накормить его собак и зорко стеречь его сани. Войдя в жилище, он садится на приготовленное для него место, и тогда туземцы снимают с него сапоги и портянки, развешивают, как и его платье, для просушки над очагом, чинят его обувь, чулки и одежду; делают они это безо всякого к тому приглашения и внимательно следят за тем, чтобы не оставалось незачиненной ни одной дырочки, опасаясь в противном случае подвергнуться за это брани и побоям.
Затем казак начинает командовать: подай ему то-то и то-то, свари того или другого. Ительмены все это послушно и молча исполняют, не решаясь проронить ни одного слова, разве что казак обратится к ним с каким-либо вопросом. Лучшую свою пищу они отдают казаку, сами же жуют скромно, сидя по своим углам, рыбью икру с ивовой корою. Если казак чувствует себя недостаточно ублаготворенным, он вскакивает с места, начинает ругать ительменов изменниками и мошенниками и хватается за дубинку...
Из всего вышеизложенного и на основании указанных притеснений нетрудно понять, отчего и почему тут происходили многочисленные бунты... Со времени присоединения страны из всех казаков, прибывших на Камчатку, не умерла естественной смертью и третья их часть: большинство было перебито, в чем я специально убедился при просмотре церковной книги, в которой находится полный список всех насильственно умерщвленных. Таким образом, в этих пустынных местах Россия из-за указанных беспорядков терпит столь же значительный урон в отношении представителей своей собственной народности, сколь значительна убыль ительменского населения.
Георг Вильгельм Стеллер. Описание земли Камчатки (1742-1743 гг.)
Георг Вильгельм Стеллер - немецкий врач, путешественник и учёный-естествоиспытатель, работавший в России, минералог, адъюнкт натуральной истории и ботаники Санкт-Петербургской академии наук (с 1737). Известен своим участием во Второй Камчатской экспедиции Витуса Беринга (1737—1742), первый европейский исследователь Камчатки и северо-западной части Америки. Ему принадлежит заслуга определения на месте научного факта достижения экспедицией Беринга берегов континента Америка.
> сами же жуют скромно, сидя по своим углам, рыбью икру с ивовой корою.
Ну не знаю что он там с ивовой корой перепутал (возможно сушеную нерку), но рыбья икра на Камчатке - зачётная! Я вкуснее камчатской икры в жизни другой не едал.
Ну, в общем-то, нормальное колонизаторство. Так вели себя все первопроходцы, и везде: и в Америке, и в Африке, и в Австралии - по всему земному шару. Первопроходцы и первые поселенцы отнюдь не были робкими, богобоязненными пацифистами на повозках, с плачущими детишками и скромным скарбом. Это были лютые отморозки и рабовладельцы. Потому что на захваченной земле всё работало по праву сильного. Если у тебя ружьё, а у местных чурок палки-ковырялки, то чуркам придётся несладко. А вольные захватчики, будь то трапперы, конквистадоры, или наши лихие казачки, по сути своей ничем друг от друга не отличались. Тут вопрос в другом. В каких-то странах беспределу наступает конец, когда следом за первопроходцами и первопоселенцами приходят реальные власти и закон, который быстро укрощает всю эту разгулявшуюся сволочь. А где-то такое не наступает и по сей день. У нас например этот бардак (даже если он действительно был) устранили довольно быстро.
А чем, по большому счёту, отличались донские и запорожские казаки того времени от пиратских банд Карибского моря? Иногда были полезны России, также как пираты были полезны Англии и Франции?
> У каждого казака было по меньшей мере 15–20 рабов, а у некоторых даже от 50 до 60. Этих рабов они проигрывали в кабаке в карты, и случалось, что рабыня в течение одного вечера переходила к трем или четырем хозяевам, причем каждый, кто выигрывал, ее насиловал.
Где-то я похожее читал...А, вотт: Тут как раз подъехала королевская карета, и король спросил, выглянув из окна:
– Чей это луг вы косите?
– Маркиза де Карабаса! – в один голос отвечали косцы, потому что кот до смерти напугал их своими угрозами.
– Однако, маркиз, у вас тут славное имение! – сказал король.
– Да, государь, этот луг каждый год даёт отличное сено, – скромно ответил маркиз. :))
Сейчас, сейчас
надзор »
Нуждаясь в соболях или деньгах, некоторые казаки, захватив с собою кандалы или цепи из Приказа, направлялись с ними в какой-нибудь острог [туземцев]. По прибытии туда они только позванивали цепями над дымовою дырою той или иной юрты, и немедленно все обитатели этих юрт вылезали наружу для осмотра и выкупа. Если же кто-нибудь из туземцев возмущался поведением казаков и оказывал им сопротивление, то насильники подвергали его таким побоям, что и прочие ительмены, вне себя от злобы и ярости, скопом набрасывались на казаков и убивали их. Такой поступок считался изменой, и весь казачий состав [ русского] острога нападал тогда на туземцев, губив многих из них; оставшееся имущество делили между собою.
У каждого казака было по меньшей мере 15–20 рабов, а у некоторых даже от 50 до 60. Этих рабов они проигрывали в кабаке в карты, и случалось, что рабыня в течение одного вечера переходила к трем или четырем хозяевам, причем каждый, кто выигрывал, ее насиловал. Таких рабынь казаки выменивали также на собак. Несчастные рабы должны были исполнять всякую работу, и ни один казак решительно не ударял пальцем о палец, а только играл в карты, пьянствовал, объезжал от поры до времени свой округ для сбора долгов или шел на войну. Ни приказчик и никто другой не заступался за бедных туземцев, сколько бы они ни жаловались, а в свою очередь вел свою линию.
{Казацкие жены, происходящие от ительменов, до сих пор все еще считают большою для себя честью быть любимыми многими, и в этом отношении еще недавно положение было отнюдь не лучше, чем когда-то в Содоме или у квакеров. Ни один казак не живет с одною только своею женою, но находится в связи со всякими женщинами, которые, в свою очередь, живут со всяким, кто им попадается... Прежде у каждого казака, помимо жены, было по 10, 20 и 30 девушек-наложниц (иезирры) или рабынь, которыми они пользовались. Если он проигрывал какую-нибудь в карты, новый хозяин немедленно насиловал ее в кабаке; таким образом, у нее, бывало, в один вечер сменялось три-четыре хозяина, и она должна была каждому из них тут же отдаваться. Девушкам это доставляло, по-видимому, удовольствие. Если же хозяин не трогал ее, то она от него убегала или сама себя умерщвляла.}
Население ближайших острогов казаки облагали постоянной барщиной, и туземцам приходилось в лучшее время года пренебрегать интересами и нуждами своей собственной семьи. Зимою же всякий казак брал у них сколько хотел подвод и людей для своего конвоя... Казаки со всеми своими семьями сидели у этих бедняков в течение зимы на шее и поедали у них все заготовленные ими припасы, совершенно не соблюдая никакой экономии и опираясь исключительно на ложь и обман, грабеж и воровство.
Когда какой-либо казак приближается к острогу [туземцев] и собаки лаем возвещают о прибытии чужого человека, на всех ительменов нападает страх; некоторые начинают убирать свои жилища, другие прячут свои лучшие вещи, девушки скрываются, мужчины же выбегают из юрт, чтобы приветствовать казака. И едва последний сойдет с саней, как уже отдает с громкими угрозами приказания, требуя хорошенько накормить его собак и зорко стеречь его сани. Войдя в жилище, он садится на приготовленное для него место, и тогда туземцы снимают с него сапоги и портянки, развешивают, как и его платье, для просушки над очагом, чинят его обувь, чулки и одежду; делают они это безо всякого к тому приглашения и внимательно следят за тем, чтобы не оставалось незачиненной ни одной дырочки, опасаясь в противном случае подвергнуться за это брани и побоям.
Затем казак начинает командовать: подай ему то-то и то-то, свари того или другого. Ительмены все это послушно и молча исполняют, не решаясь проронить ни одного слова, разве что казак обратится к ним с каким-либо вопросом. Лучшую свою пищу они отдают казаку, сами же жуют скромно, сидя по своим углам, рыбью икру с ивовой корою. Если казак чувствует себя недостаточно ублаготворенным, он вскакивает с места, начинает ругать ительменов изменниками и мошенниками и хватается за дубинку...
Из всего вышеизложенного и на основании указанных притеснений нетрудно понять, отчего и почему тут происходили многочисленные бунты... Со времени присоединения страны из всех казаков, прибывших на Камчатку, не умерла естественной смертью и третья их часть: большинство было перебито, в чем я специально убедился при просмотре церковной книги, в которой находится полный список всех насильственно умерщвленных. Таким образом, в этих пустынных местах Россия из-за указанных беспорядков терпит столь же значительный урон в отношении представителей своей собственной народности, сколь значительна убыль ительменского населения.
Георг Вильгельм Стеллер. Описание земли Камчатки (1742-1743 гг.)
Георг Вильгельм Стеллер - немецкий врач, путешественник и учёный-естествоиспытатель, работавший в России, минералог, адъюнкт натуральной истории и ботаники Санкт-Петербургской академии наук (с 1737). Известен своим участием во Второй Камчатской экспедиции Витуса Беринга (1737—1742), первый европейский исследователь Камчатки и северо-западной части Америки. Ему принадлежит заслуга определения на месте научного факта достижения экспедицией Беринга берегов континента Америка.