Угадайте персонажа!

Конрад Карлович Крузенштерн!!!

Гапон?

Через часок выложу все заинтересовавшие меня цитаты со ссылками, которые я накопал, а пока не буду портить интригу.

На Савинкова похож)

Павел, персонаж романа "Мать".

Более подробные цитаты, со ссылками:

С.А. Ан-ский
Мое знакомство с Г. Гапоном
[censored]

все больше сходился с социалистами-революционерами и, находясь всецело под их влиянием, восхищался их деятельностью и часто повторял, что это «единственно живые люди». Больше всего симпатизировал он террористической деятельности партии.

— Прокисли, прокисли все здешние революционеры с их программами, теориями и спорами! — говорил он. — Совершенно оторваны от жизни, не знают ни России, ни того, что теперь нужно. Особенно — не понимают рабочего человека, хотя много и говорят о нем.

Однажды пришел он ко мне с таинственным видом и сообщил, что решил созвать конференцию из представителей всех революционных партий и организаций для взаимного соглашения о совместном выступлении.
— Надо взять их за чубы и свести вместе, иначе никакого толка не будет! — пояснил он.

Вскоре враждебное отношение Гапона к революционным партиям, а в особенности к «интеллигентам», руководителям партий, обострилось до крайности. Он уже открыто объявил войну «интеллигентам», прибегал к самым демагогическим приемам и развивал «теорию», как две капли воды похожую на пресловутую «зубатовщину»...


И, тем не менее, в его речах было «нечто», что производило впечатление, даже захватывало. Помимо того, что из вороха спутанных, часто нелепых и шаблонных фраз, почти всегда, в конце концов, выбивалась какая-нибудь своеобразная, оригинальная, иногда и глубокая мысль, — в форме его речей (как и писаний) было что-то своеобразное, сильное. Среди вялых слов и косноязычных фраз блеснет вдруг яркая метафора, прозвучит проникнутое страстным вдохновением слово, проявится могучий порыв — и внимание аудитории захвачено, приковано к оратору.

Самою печальною чертой характера Гапона была хитрость. Это была особенная хитрость, коварная, лукавая, вероломная, и, в то же время, наивная по приемам. Она проникала все существо этого человека, отражалась в его глазах, сказывалась в манере говорить, в смехе, в движениях. Чувствовалось, что он постоянно держит камень за пазухой, постоянно политиканствует. Не стеснялся, когда ему казалось нужным, прибегать к самой грубой лжи и нисколько не смущался, когда его обличали. 

Чернов В.М.
ЛИЧНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ О Г. ГАПОНЕ
[censored]

Tếte-a-tete Гапон был мало интересен. Он говорил отрывочно, путался, терялся. Когда он хотел вас в чем-нибудь убедить, он страшно повторялся, говорил одно и то же почти дословно, как будто хотел просто загипнотизировать вас этим настойчивым, однообразным повторением». Быть может, на серых, массовых рабочих этот прием перемежаемый эффектными вспышками энергии, когда Гапон говорил тоном «власть имущего», и производил впечатление.

Три пути, три выхода из этого положения представлялись Гапону. Он мог, во-первых, засесть за книжку, чтобы подучиться, чтобы ориентироваться в партийных программах и теориях. Он мог, во-вторых, схватить на лету кое-какие верхи и на этом основании судить вкривь и вкось обо всем. Он мог, наконец, в-третьих, объявить себя выше всего этого и третировать всякие программы и теории, как заграничное «рукоделье от безделья». 

Отсутствие реального, захватывающего дела для него было убийственно. Он немедленно обнаруживал потребность в искусственных возбуждениях. С одной стороны, ему нужно было во что бы то ни стало всегда иметь в своих руках все нити какого-нибудь большого и сложного дела. Но, будучи новичком в революционных делах, не имея никакого представления о конспиративной технике, он, в сущности, никогда не мог создать в этой области ничего реального. Зато перед ним раскрылось вполне широкое поприще вмешательства в межфракционные и межгрупповые отношения – эту страшную болячку заграничной жизни. Он с головою окунулся в эту пучину – и завертелся в ней…


Человеком партии – какой бы то ни было – Гапон никогда не был и органически быть не мог. Быть человеком партии – значит, во-первых, органически связать концы с концами во всем своем общем миросозерцании, иметь некоторое определенное теоретическое credo, сплести все свои идеи в одно органическое целое, быстро воспринимающее и ассимилирующее все новые впечатления жизни. Быть человеком партии – это значит, далее, уметь себя дисциплинировать, уметь врасти неразрывно в некоторое организованное целое, уметь, когда нужно, поступиться теми или другими влечениями, сохраняя при этом, конечно, полную самостоятельность и свободу в идейной области. Словом, внутренняя дисциплина мыслей и организационная дисциплина в действиях – вот типичные черты психологии настоящего партийного человека.

Гапону были одинаково чужды обе эти черты. Человек теоретически совершенно необразованный и даже невежественный, он никогда не мог выработать себе чего-нибудь цельного, я уже не говорю – теоретически обоснованного. Все, что он ухватывал в партийных взглядах, он всегда крайне упрощал и вульгаризировал. Получалось некоторое примитивное и, так сказать, механически-составное целое, из которого без ущерба для остального всегда можно было вынуть любую часть и заменить другой, новой. Правда, в этом виде его взгляды являлись очень приспособленными для простых, совершенно «необработанных» умов самой серой массы. И Гапон это хорошо чувствовал. Он не имел и не мог иметь своего критерия истинности того или другого положения – критерия научного, теоретического, вообще логического. Его место у Гапона заступал чисто психологический критерий – способность данного положения быть сразу сочувственно воспринятым массами. Иными словами, соблазнительность того или другого лозунга для широких, серых масс – такова для него была высшая инстанция. Линия наименьшего сопротивления заменяла для него линию наивысшей целесообразности. Типичная черта демагога. В конце концов, она приводила к полнейшему равнодушию к теориям и крайней неразборчивости в выборе лозунгов.


Не про Гапона, но интересно. Эсер Чернов про будущих большевиков: "Как ни заело социал-демократию сектантство и фракционный фанатизм"

Интернациональное бюро и вообще весь западноевропейский социалистический мир был давно озабочен распрями среди русских социалистов. Влияние, которое оказывали на общеевропейское политическое положение судьбы русской революции, не давали возможности отнестись безучастно к этому страшному тормозу движения. Интернациональное бюро решило воспользоваться, как удобным поводом, письмом сделавшегося мировою знаменитостью священника-революционера. И оно разослало это письмо ко всем партиям при циркуляре, приглашавшем по возможности немедленно сделать попытку к желанному объединению или, по крайней мере, соглашению.


Тютюкин С.В. "Г. В. Плеханов. Судьба русского марксиста"
[censored]

Интересен рассказ Плеханова о его последней встрече с Гапоном в 1905 г. Тот уже не скрывал, что перешел к эсерам, которые учат его стрелять, ездить верхом, начинять бомбы и т. п. По его, Гапона словам, у эсеров идет настоящая революционная работа — не то, что у социал-демократов, которые только читают книги.



Л.Г. Дейч
Священник Георгий Гапон
[censored]

Речь его, с сильным малороссийским выговором, не отличалась ни гладкостью, ни образностью. Поэтому казалось даже странным, как он мог производить сильное впечатление на больших собраниях. Как бы отгадывая мое недоумение, он сказал однажды:

— Вы не смотрите на то, как я говорю в частной беседе. Послушали бы, когда выступаю перед массами. Могу сильно экзальтировать народ и повести его, куда захочу: он меня понимает лучше, чем всякого партийного, а потому верит и любит меня.

 Невежество его в этих областях было колоссально: едва ли я ошибусь, если скажу, что до приезда за границу Гапон не прочел ни одной книги, имеющей отношение к политическим вопросам

— Вот вы и ваши товарищи все повторяете, что мне надо читать, чтобы познакомиться с разными политическими партиями и вопросами. Но социалисты-революционеры — более живые и практичные люди: они мне советуют обучаться всяким техническим и конспиративным приемам.

[censored]

В новом выступлении, представлявшемся Гапону неизбежным в ближайшем будущем, ему казалось, он по-прежнему будет играть самую видную руководящую роль. Но, будучи тогда уже лишенным права носить рясу, он, по-видимому, предполагал, что в другой раз ему придется фигурировать в качестве полководца, вооруженного огнестрельным оружием и восседающим на ретивом коне. Для этого он самым усердным образом обучался в женевском манеже верховой езде, а в тире — стрельбе из разного оружия. Такие именно упражнения всего необходимее, думал он, для него.
— Вот вы и ваши товарищи все повторяете, что мне надо читать, чтобы познакомиться с разными политическими партиями и вопросами. Но социалисты-революционеры — более живые и практичные люди: они мне советуют обучаться всяким техническим и конспиративным приемам.
Говоря это, Гапон сообщал, как у него распределено время между разного рода «упражнениями», причем оказывалось, что у него действительно не оставалось свободного часа для умственных занятий. Между прочим, по его словам, он также обучался искусству приготовления динамита и бомб. Когда же у него оставался свободный час, он посвящал его литературной и агитационной деятельности, если можно так выразиться.
Дело в том, что Гапон время от времени выпускал в свет разного рода прокламации и воззвания, то к народу вообще, то к рабочим, крестьянам и пр. У меня под рукой нет ни одного из этих замечательных произведений. Но если читатель вспомнит, что Гапон отличался полнейшим невежеством в социальных и политических в социальных и политических вопросах, то он легко сам представит себе, какова могла быть ценность этих листков. Бессодержательные, полные трескучих слов и восклицательных знаков, прокламации эти отличались большой кровожадностью


[censored]

Приехав в это именно время за границу, Гапон стал усиленно агитировать, чтобы все русские оппозиционные фракции и партии объединились для выработки общих требований и единого способа деятельности. Не знаю, сам ли он набрел на эту мысль или ему ее кто-нибудь подсказал; скорее, думаю, последнее, хотя он-то, конечно, утверждал, что самостоятельно открыл ее, видя, мол, что все кругом действуют врозь и живут не в ладах. Ничего абсолютно не понимая в политических вопросах, нисколько не разбираясь в программах разных партий, Гапон представлял себе совершенно несущественными все разногласия. Поэтому ему казалось очень легкой задачей всех и все примирить и объединить, в особенности, если за это возьмется он, Георгий Гапон, приобретший всемирную известность.
— Ну, скажите, — спрашивал он с наивным недоумением, — ведь социал-демократы хотят, чтобы народ перестал бедствовать и получил свободу, и социалисты-революционеры того же желают, — так зачем же врозь идете?
Имея столь наивное представление о всех программных и тактических разногласиях, Гапон энергично принялся за объединение социал-демократов с социалистами-революционерами, с польской социалистической партией (P. P. S.) и даже с редактором «Освобождения» г. П. Струве.
В марте месяце того знаменательного года все находившиеся за границей и действовавшие в пределах нашей родины организации получили за подписью Георгия Гапона гектографированное воззвание, приглашавшее принять участие в имевшейся состояться, под его председательством, конференции.
За исключением с.-д. все остальные фракции, в том числе «бундовцы», сочувственно отнеслись к инициативе Гапона. «Меньшевикам» его популярность не представлялась достаточным основанием для того, чтобы он мог выступить в роли объединителя. Человек, чуть ли не накануне появившийся на политическом горизонте, к тому же не имевший никаких политических убеждений, брался за осуществление задачи, которая казалась неосуществимой лицам, давно участвовавшим в движении. Своим предложением Гапон как бы заявлял всем: «Ваши разногласия — сущие пустяки: я всех вас примирю и объединю».
Роль, которую брал на себя Гапон, казалась лишь следствием чрезмерного его самомнения. Социал-демократы не прочь были иметь его в своих рядах, но при условии, что он усвоит марксистское мировоззрение и не будет претендовать на роль большую той, на какую дадут ему право его знания и способности. При других условиях, уже тогда казалось, его громадное честолюбие может принести неисчислимый вред рабочему движению.
Не помню, как официально был нами мотивирован Гапону отказ принять участие в задуманной им конференции. Но мне передавали, что он пришел в негодование, когда прочитал ответ. Он будто бы воскликнул, что «уничтожит», чуть ли не «сметет» с лица русской земли всю социал-демократию, что свидетельствовало вновь о скромном его взгляде на свои силы и значение. Вообще, в первые месяцы своего пребывания за границей Гапон придерживался того убеждения, что с.-д.  партия существует благодаря лишь его милости и снисхождению. Так однажды он по какому-то поводу сказал в присутствии Г. В. Плеханова: «Стоит мне захотеть, и все рабочие отвернутся от социал-демократов», на что Плеханов с ироническим смехом заявил ему, что с.-д. партии не могли повредить Плеве с Зубатовым, ну, а уж «отца Георгия» ей и подавно не страшно.

[censored]

Кажется, в ту же поездку Гапон побывал в Финляндии, где устроил свидание с некоторыми из наиболее ярых своих приверженцев по его деятельности в Петербургском «Рабочем Союзе». Судя по всему, свидание это не произвело на Гапона особенно приятного впечатления: раньше он утверждал, что пользуется неограниченным влиянием на петербургских рабочих. Но из бесед с приехавшими к нему из Петербурга представителями, он должен был убедиться, что даже самых близких ему сторонников время, протекшее с 9-го января, научило многому такому, чего он не узнал, будучи за границей, хотя и имел к тому полную возможность.
— Понимаете, — передавал он свои беседы с рабочими, — теперь, говорят они, уже не то время, надо развивать классовое сознание! Ну, вот, подите с ними!
Так «вождь» петербургского пролетариата формулировал происшедшую у недавних его приверженцев перемену во взглядах. Для бедного Гапона остался непонятным смысл всего услышанного им, но он все же убедился, что одной «техникой» — верховой ездой, стрельбой и фехтованием ему невозможно будет не только сыграть роль главнокомандующего, но даже и просто иметь какое-либо влияние на рабочую массу.
— Да, — повторял он в конце лета, — нужно развивать классовое сознание!
Но я был глубоко убежден в том, что смысл этих слов оставался для него по-прежнему темным, хотя за границей он тогда пробыл уже больше полугода.
В это время я узнал от известного социалиста-революционера С. Ан-ского, что его партия разошлась с Гапоном из-за демагогических и честолюбивых его наклонностей и стремлений, — он, будто бы, хотел подчинить себе эту партию и самостоятельно руководить всеми ее делами и предприятиями, — не ручаюсь за точную формулировку услышанного. С Гапоном мне как-то не пришлось говорить о причине его расхождений с социалистами-революционерами. Какова бы ни была, однако, истинная причина его разрыва с этой партией, но в сентябре месяце он сообщил, что при одном условии он готов войти в с.-д. партию.
Выше я упомянул о третьем съезде, состоявшемся у большевиков в Лондоне, и об одновременно происходившей в Женеве конференции меньшевиков. Каждая фракция приняла свои резолюции об организационных и тактических задачах, и, независимо одна от другой, избрала свои центральные учреждения. Таким образом, не только фактически, но и юридически с весны 1905 года произошло распадение с.-д. партии на две совершенно самостоятельные фракции.
Как «опытный» объединитель, священник Георгий Гапон, разошедшись с социалистами-революционерами, решил возложить на себя новую нелегкую миссию — соединить большевиков с меньшевиками, хотя плачевные результаты затеянной им весной конференции могли, казалось бы, убедить его в том, что все такого рода попытки ни к чему путному не приводят.
На этот раз Гапон очень осторожно принялся за объединительную миссию. Пришедши однажды к Плеханову, он сообщил, что готов присоединиться к социал-демократам, но не может сделать этого только потому, что не желает войти ни в одну из двух существующих фракций. Если бы, мол, состоялось их соединение, он теперь вступил бы в с.-д. партию. При этом Гапон сообщил, что из беседы с Лениным он заключил о желании последнего, чтобы с.-д. партия объединилась.

Не буду здесь распространяться о дальнейшем ходе переговоров, которые повел Гапон; скажу лишь, что и из этой взятой им на себя миссии также ничего не вышло, как и из устроенной им раньше конференции.

Был такой сериал "Империя под ударом" в 2000 году, где в одной серии Гапона играл Дэмэгаровв.
Отлично играл, хоть в советские учебники вноси: двурушная гнида, постоянно на стакане, дурящая ивашек рабочих и жирующая на деньги охранки по Парижам.

Камрады, а ведь сравнение Гапона с юродивым Алешкой - не в бровь, а в глаз! Как Зубатов умело использовал Гапона, так и Алешеньку водят как козла на поводке умные хозяева. Цель и там и там одна - отвлечение масс от реальных протестов. Или я заблуждаюсь?

Вотт видишь, значит я не одинок!