vott.ru Если г...н (но не господин) Красовский решит снимать очередную смищьную новогоднюю кумедь, есть замечательный сюжет из концлагеря Саласпилс что был недалеко от Риги.
Стояла суровая зима 1943 года. Гитлеровцы пригнали сюда людей из разных концов Белоруссии. Несчастные тогда ещё не знали, что здесь будет их могила. У них отняли всё — одежду, продовольствие и... детей. Была, помню, ужасно холодная февральская ночь. Вдруг мы услышали громкие голоса фашистов. Привезённых выгнали во двор и заставили раздеться.
— В баню поведем! — сообщили им коротко.
— Голых?
— А вы как хотели? Может, в вечерних платьях из парчи и смокингах? — издевались над несчастными фашисты. Они могли себе это позволить: в их руках были оружие, плети, смерть. В баню гнали всех вместе: мужчин, женщин и детей. Делали большой крюк мимо лагерных бараков, чтобы дорога была длиннее. Февральский мороз захва тывал дух. Мы слышали, как плакали дети, прижимаясь к матерям, чтобы согреться. Как спасти крошек от объятий ледяного ветра! Матери со слезами на глазах прижимали к себе малышей (там были и грудные дети), дышали на них, растирали и гладили голыми окоченевшими руками. Старшие (в возрасте от двух до девяти лет) кое-как топали сами. Они плакали и умоляли, чтобы мамы отвели их домой. Мороз жег их маленькие ножки, а дорога была длинной и смех эсэсовцев издевательский. Казалось, они не видят стянутые болью в гримасу личики, не слышат отчаянные голоса. От фашистов нельзя требовать человечности. Онине знали, что это такое. Мы в ту ночь не спали — просто не могли, слыша стоны несчастных. Голыми они должны были пройти километр туда и обратно. Многие малыши не дожили и до утра. Кое-кто из младенцев замерз на обратном пути, и несчастные матери напрасно старались своим дыханием раздуть искорку уже угасшей жизни. У остальных детей ночью или на другой день начался жар. Через несколько дней угасли и они. А оставшихся в живых отняли у родителей...Наш барак находился недалеко от детей, и мы всё слышали. Слезы, стоны и отчаяние. Там находились дети до шести лет. Старших посадили на машины и увезли. Куда? Никто этого не знал. Никто из увезённых не вернулся. Потом увезли матерей. Они тоже не вернулись. Около двадцати наиболее красивых девушек нарядили в одежду убитых евреек и тоже увезли. Их увезли в Ригу, в публичные дома для развлечения гитлеровских офицеров... В бараке всё больше и больше распространялись различные болезни: корь, дизентерия... Просили фашистс кого врача осмотреть детей, дать лекарства. Но он равнодушно махнул рукой:
— Одним больше или меньше...
Ежедневно умирали десятки детей. Трупы, как поленья, складывали в ящики и увозили. Наконец из Риги прибыл немецкий врач и привез какие-то медикамен ты, которые велел давать всем детям. От них малыши сразу умирали*. Мы поняли, что здесь никого не беспокоит судьба несчастных детей. Наоборот, гитлеровцы хотят быстрее избавиться от них. Лишний балласт в лагере
Вы недооцениваете творцов. Этот марш в баню можно вполне снять в духе Болливуда, с песней и танцами. Грустными, конечно. Творцы ведь деликатные люди. Так что в Индии такой фильм с руками оторвут, а там такой рынок...
Но теперь-то мы знаем, что Саласпилс был просто трудовым лагерем, где временно содержащиеся в нем лица трудились на благо рейха под присмотром латышских охранников на благо великого рейха и против большевистского ига.
Не всегда!
"Изданная в Риге под покровительством вашего президента книга "История Латвии. XX век", в которой концлагерь Саласпилс назван расширенной полицейской тюрьмой воспитательного характера - это просто кощунство! Это глумление над памятью тысяч загубленных в Саласпилсе жизней!"
— В баню поведем! — сообщили им коротко.
— Голых?
— А вы как хотели? Может, в вечерних платьях из парчи и смокингах? — издевались над несчастными фашисты. Они могли себе это позволить: в их руках были оружие, плети, смерть. В баню гнали всех вместе: мужчин, женщин и детей. Делали большой крюк мимо лагерных бараков, чтобы дорога была длиннее. Февральский мороз захва тывал дух. Мы слышали, как плакали дети, прижимаясь к матерям, чтобы согреться. Как спасти крошек от объятий ледяного ветра! Матери со слезами на глазах прижимали к себе малышей (там были и грудные дети), дышали на них, растирали и гладили голыми окоченевшими руками. Старшие (в возрасте от двух до девяти лет) кое-как топали сами. Они плакали и умоляли, чтобы мамы отвели их домой. Мороз жег их маленькие ножки, а дорога была длинной и смех эсэсовцев издевательский. Казалось, они не видят стянутые болью в гримасу личики, не слышат отчаянные голоса. От фашистов нельзя требовать человечности. Онине знали, что это такое. Мы в ту ночь не спали — просто не могли, слыша стоны несчастных. Голыми они должны были пройти километр туда и обратно. Многие малыши не дожили и до утра. Кое-кто из младенцев замерз на обратном пути, и несчастные матери напрасно старались своим дыханием раздуть искорку уже угасшей жизни. У остальных детей ночью или на другой день начался жар. Через несколько дней угасли и они. А оставшихся в живых отняли у родителей...Наш барак находился недалеко от детей, и мы всё слышали. Слезы, стоны и отчаяние. Там находились дети до шести лет. Старших посадили на машины и увезли. Куда? Никто этого не знал. Никто из увезённых не вернулся. Потом увезли матерей. Они тоже не вернулись. Около двадцати наиболее красивых девушек нарядили в одежду убитых евреек и тоже увезли. Их увезли в Ригу, в публичные дома для развлечения гитлеровских офицеров... В бараке всё больше и больше распространялись различные болезни: корь, дизентерия... Просили фашистс кого врача осмотреть детей, дать лекарства. Но он равнодушно махнул рукой:
— Одним больше или меньше...
Ежедневно умирали десятки детей. Трупы, как поленья, складывали в ящики и увозили. Наконец из Риги прибыл немецкий врач и привез какие-то медикамен ты, которые велел давать всем детям. От них малыши сразу умирали*. Мы поняли, что здесь никого не беспокоит судьба несчастных детей. Наоборот, гитлеровцы хотят быстрее избавиться от них. Лишний балласт в лагере
(С) Быль о Саласпилсе