Сергей Лукьяненко на линии

Удивительно, но сто лет назад Карел Чапек написал об экранизациях то, что не изменилось ни на йоту.
[censored]
Кстати, я вообще всем рекомендую читать и перечитывать Чапека. :) Он не только и не столько изобретением слова "робот" славен.
Но особенно забавно, что я уже прошёл три "киносюжета" из четырёх описанных Чапеком. Далее, извините, будет много букв, но в основном не моих, а Чапека.
Наиболее мне понравился первый киносюжет.

"1. «Крупная ставка». Бедная заснеженная мансарда. Писатель Ян Дуган нянчит малолетнего сына. Эта идиллия нарушена резким стуком в дверь.
— Войдите! — говорит писатель, хватаясь за сердце.
Входит почтальон. (Артист Пиштек.)
— Господин Дуган? — осведомляется он добродушно. — Вам телеграмма. Может быть, наконец получите какие-нибудь деньги.
Писатель грустно усмехается (крупный план) и нетвердою рукою вскрывает телеграмму. Читает. На экране текст:
ПРЕДЛАГАЕМ СТО МИЛЛИОНОВ ЗА ПРАВО ЭКРАНИЗАЦИИ ВАШЕГО РОМАНА КРУПНАЯ СТАВКА ТЧК НЕМЕДЛЕННО ТЕЛЕГРАФИРУЙТЕ ТЧК АЛЬФАФИЛЬМ
Ошалевший от счастья писатель Ян Дуган теряет сознание. За окном пение птиц, весна. Опомнившись, Дуган торопливо строчит ответ:
СОГЛАСЕН ТЧК ЯН ЛУГАН ТЧК
Затем он подходит к колыбельке своего сына и говорит с чувством:
— Шесть лет назад я кровью своего сердца написал «Крупную ставку» — роман о всепобеждающей любви. Мир тогда не понял меня, сыночек, и только сейчас меня открыли. Передо мной слава, яркая жизнь. Кино! Какое это чудо двадцатого века! Наконец-то я куплю тебе соску, а Марушке зимнее пальто на вате.
Снова стук. В каморку входит Киношник — один из «людей около фильма».
— Я привел к вам директора Альфафильма подписать договор на вашу «Крупную ставку». Потрясающий сюжет! Моя лучшая находка за двадцать лет работы в кино. Крупная ставка, ипподром, кровные скакуны — великолепный антураж для фильма!
— Скакуны? — заикается удивленный автор. — Какие скакуны?
— Ну, которые на бегах. Ведь ваша «Крупная ставка» — это ставка в тотализаторе, а? Действие происходит на бегах, не правда ли?
— Ничего подобного… — бормочет Ян Дуган. — Крупная ставка — это любящее сердце, понимаете? О бегах там нет ни слова…
Директор Альфафильма обращает вопрошающий взгляд на Киношника.
— Значит, это не о лошадях? — удивляется тот. — Смотрите-ка, а я и не заметил. Но это не важно. Наш сценарист вставит все, что нужно: бега, тренировку, интриги, тотализатор и прочее. Это мы все устроим. Знаете что? Ваш герой поставит все деньги на аутсайдера…
— Но мой герой бедняк, у него совсем нет денег, — защищается автор.
— Все равно. В киноварианте у него должны быть деньги. Зритель хочет видеть роскошную холостяцкую квартиру. Мы не пожалеем денег на постановку. Ни о чем не беспокойтесь, это уж наше дело. В остальном мы, разумеется, будем строго придерживаться вашего сюжета.
(Затемнение.)
Из затемнения появляется сценарист с либретто в руках.
— Превосходный сюжет! — говорит он Яну Дугану. — Но надо его как следует кинематографически разработать. Иначе публика не поймет, что это за «Великий вопрос», правда?
— Какой вопрос? — осмеливается спросить автор.
— Ну, ведь фильм называется «Великий вопрос». Разве нет? — удивленно поднимает брови сценарист.
— Не вопрос, а ставка. Ставка! — стыдливо поправляет автор.
— Ах, вот оно что, — удивляется сценарист. — А я прочел «вопрос»… Но это не важно. Я вам под этот заголовок сделал потрясающий новый сюжет. Будете довольны, приятель. Дело обстоит так. Владелец скаковых конюшен терзается вопросом: верна ли ему жена. Вот он, великий вопрос! Потом он узнает, что на крупнейших бегах она ставит на его лошадей… и выигрывает огромные деньги, а с ними и счастье. Понятно? Вот это сюжетик, а? Теперь он принял киногеничный вид!
(Затемнение.)
Из диафрагмы появляется кинорежиссер со сценарием в руке.
— Наш сценарист — осел! — недовольно объявляет он. — Во всем фильме нет ни одной порядочной любовной сцены. Пришлось мне все переделать. Она должна бежать с Фредом…
— С каким Фредом? — робко осведомляется Дуган.
— С тем, которого я туда вставил… Должен же там быть любовник, если фильм называется «Великая любовь». А?
— «Крупная ставка», — поправляет автор. Кинорежиссер бросает взгляд на обложку либретто.
— «Крупная ставка»? Гм… А здесь похоже на «Великую любовь». Слушайте-ка, «Великая любовь» — это лучше. Публика просто кинется на этот фильм.
(Затемнение.)
Из затемнения появляется автор Ян Дуган, сидящий в роскошном кабинете. На коленях у него упитанный белокурый ребенок, в зубах сигара.
— Видишь, сыночек, — бормочет он удовлетворенно, — наконец-то поэтическое произведение твоего отца получило заслуженное признание."

Потом был третий. :)

"3. «Ступени старого замка». Карловы Вары. Маститый писатель Ян Кораб прохаживается вдоль колоннады и выпивает третью кружку воды, ибо в результате своего натуралистического метода он нажил болезнь печени. Над колоннадой появляется самолет и, сделав крутой вираж, сбрасывает двух парашютистов.
— Достопочтенный мэтр! — кричит один из них, даже не успев приземлиться. — Разрешите представить вам директора компании Гаммафильм. У нас есть для вас замечательное предложение.
Второй парашютист ухмыляется, показав сорок шесть золотых зубов, и протягивает писателю громадную ладонь.
— Какое предложение? — осведомляется Кораб.
— Блестящее! Насчет сценария. Что, если бы к завтрашнему дню вы написали нам сценарий под названием «Ступени старого замка»!
— Гм… А почему именно «Ступени старого замка»?
— В этом для нас вся суть. Представьте себе панораму Праги, малостранские черепичные крыши, пусть даже с трубочистом или котом… и у вас сразу возникает сюжет. Например, что-нибудь из жизни классика Махи… или любовная идиллия эпохи революционного сорок восьмого года. Грандиозно, а? Такой материал таит в себе безграничные возможности!
— Не знаю, — ворчит маститый писатель. — У меня есть другой киносюжет. Что вы скажете, если поставить фильм из жизни сборщиков хмеля?
— Блестящая идея! — восклицает первый визитер. — Такого сюжета в кино еще не было. Что скажете, господин директор?
— Э-э-гм… — говорит магнат. — Разумеется. Конечно. Только он должен называться «Ступени старого замка».
— Ничего не выйдет, — возражает писатель. — На ступенях старого замка не растет хмель.
— Пустяки! — жизнерадостно возражает первый посетитель. — Можно сделать так: сборщики хмеля едут посмотреть Прагу. Там к одной из сборщиц подходит поэт Маха… или молодой астроном Штефаник, и она поет песенку о Праге. А! Замечательно! Поздравляю вас, уважаемый мэтр!
— Подождите, — возражает мэтр, — я имел в виду другое. Это должна быть драма безумной любви. Сборщик хмеля задушит свою возлюбленную…
— Ага! Чрезвычайно эффектно! А не может ли он задушить ее на Ступенях старого замка? А внизу виднеется, знаете, панорама Праги — черепичные крыши…
— Нет, не может. Он задушит ее в зарослях хмеля и потом ночью убежит…
— …на Ступени старого замка! Превосходно! — Слушайте, что вам так дались эти ступени?
— В них все дело. Замечательное название. Вы не представляете, как оно будет притягивать зрителя.
— Но мой фильм должен называться «Хмель».
— Извините меня, уважаемый мэтр, — это нам не подходит. Нам нужно снимать фильм «Ступени старого замка».
— Но почему?
— Видите ли, какая неприятная история. В прошлом году режиссер Кудлих сказал нам, что у него есть замечательный сюжет для фильма с таким названием. У него, мол, уже и сценарий готов. Мы немедленно разрекламировали его как наш очередной боевик. Тем временем подлый Кудлих удрал в Голливуд вместе со своим сюжетом. А у нас этот фильм уже запродан авансом в пятьсот кинотеатров. Пятьсот договоров на фильм «Ступени старого замка», вот в чем дело! Величайший боевик сезона! На той неделе должны начаться съемки. Вот мы и решили, что это было бы очень подходящее предложение для вас…
(Диафрагма.)
Из затемнения — плакат с надписью:
«СТУПЕНИ СТАРОГО ЗАМКА»
Боевик по сценарию Яна Кораба
Музыка Фреда Миртена
(Затемнение.)"

А потом и четвёртый. Он самый смешной, на самом-то деле.

"4. «Отщепенцы». Писатель Иржи Дубен, пошатываясь, входит за кулисы. Он ошеломлен овациями зрителей, смотревших сейчас премьеру его социальной драмы «Отщепенцы». Да, эта вещь хватает зрителей за душу!
— Позвольте, позвольте! — слышится чей-то зычный голос, и за кулисы проникают двое людей.
— Разрешите представить вам директора компании Дельтафильм! — Четыре руки потрясают правую и левую руку Дубена. — Замечательно, грандиозно! Ваша пьеса должна быть экранизирована!
— Она просто создана для кино!
— Какая острота социальных конфликтов!
— Какая глубокая правда жизни! — Какой воинствующий гуманизм!
— Здесь нельзя менять ни одного слова! Настоящая Библия!
— Кино понесет ее в самые глухие уголки страны!
— Что страны — во все концы света!
— По всей вселенной! Ручаюсь за это! Господин автор, вы не должны заключать соглашения ни с кем, кроме Дельтафильма!
— Мы создадим эпохальный фильм.
— Договор можно подписать хоть сейчас!
(Проходит месяц.)
Сценарист. Я не изменил ни слова. Но с учетом специфики кино нам пришлось… гм… кое-что добавить.
Автор. Добавить?
Сценарист. Д-да… Чтобы действие не происходило в одних и тех же декорациях. Одна сцена, например, разыгрывается на озере…
Автор. На озере?
Сценарист. Да, на озере. Чрезвычайно благодарная натура. А другая сцена будет на рельсах, по которым мчится экспресс…
Автор. Экспресс? А зачем?
Сценарист. Чтобы было больше движения, динамики. И еще одна сцена будет на балконе замка…
Автор. Какого замка? Там нет никакого замка!
Сценарист. Замок необходим. Такие кадры — ракурс снизу — чрезвычайно эффектны. В остальном же мы не изменим ни одного слова.
(Проходит неделя.)
Режиссер. Ансамбль для вашего фильма мы подобрали превосходный. Главную роль революционера будет играть Гарри Подразил.
Автор. Гарри Подразил? Этот любовник? А не слишком ли он молод для такой роли?
Режиссер. Это верно, но публика его любит. Роль мы для него немного подправим.
Автор. А кто будет играть его чахоточную дочь?
Режиссер. Она не будет его дочерью. Она будет его любовницей и дочерью фабриканта.
Автор. Зачем?
Режиссер. В социальном фильме так надо. Чтобы показать контрасты между нищетой и роскошью. Публике нравится видеть на экране жизнь богачей. Да, так вот эту дочь будет играть… (Шепчет имя.) Здорово, а? Разумеется, ее роль надо сделать главной. Она будет водить гоночное авто и ездить верхом… Надо будет для нее написать несколько добавочных сцен. В остальном же в вашей пьесе не будет изменено ни слова.
(Проходит две недели.)
Режиссер. Мне доверительно сообщили, что цензура не пропустит некоторые слишком тенденциозные диалоги. Надо будет их смягчить.
Автор. Но ведь в театре…
Режиссер. К сожалению, в кино цензура строже. А одно лицо из министерства торговли высказало мнение, что конец уж очень трагичен. Нам намекнули, что этому герою-революционеру следовало бы в конце концов жениться на дочери фабриканта и чтобы их уста слились в долгом поцелуе.
Автор. Но это противоречит всему духу моей пьесы!
Режиссер. М-да… но нам нужно считаться с этими людьми. В остальном же в вашей пьесе не будет изменено ни слова.
(Проходит неделя.)
Настойчивый господин. С вашего позволения, господин Дубен… Я, видите ли, представляю финансистов, которые связаны с Дельтафильмом, поэтому я позволил себе обратиться к вам. Нам всем важен не только финансовый успех вашего фильма, но также и его моральные… и художественные достоинства, не правда ли? Главное — это художественные достоинства. Поэтому мы решили предложить вам… в интересах вашего фильма… чтобы вы учли, что его художественный эффект может быть… до некоторой степени снижен… революционной тенденцией… Не так ли? Мы думаем, что было бы лучше, если бы ваш герой… был не пролетарием… а, например… гениальным изобретателем. Очень просто: гениальный изобретатель, и все. Он мог бы спасти эту фабрику… снова развернуть производство… и в конце концов было бы видно, как счастливы рабочие, что фабрика снова работает и процветает. В остальном в вашей талантливой пьесе не было бы изменено ни слова… Мы лишь из чисто художественных соображений…
(Проходит месяц.)
Режиссер (у телефона). Да, знаю, это превосходная сцена, но слишком длинная. У нас герой скажет только две фразы, но они будут сильными, выразительными. Ручаюсь вам, этого достаточно. В этих двух фразах будет все, вся эта социальная направленность и всякое такое… Да, да, скоро выпускаем на экран. Вы будете довольны, вот увидите. Ведь в остальном в вашей пьесе не изменено ни слова…
(Проходит месяц.)
Режиссер (у телефона). Да, да, да. Уже заканчиваем монтаж. Что? Те две фразы? К сожалению, их при монтаже пришлось выпустить, они тормозили нарастание действия. Но это совсем незаметно, вот увидите! Вы и не узнаете своей пьесы, так она теперь эффектна!
Затемнение."

Наверное, однажды придёт черёд и второго сюжета. :) Но его, если интересно, прочтёте по ссылке.

И это всё, что можно сказать об экранизациях вообще.

Скажем так, если бы Пейсатель просто взял деньги и ушел в закат, мало кто его обвинил бы. В конце концов экраны полны примерами неудачных экранизаций. Но Пейсатель "участвовал в разработке сценария". Пиарил будущий фильм в блоге. И это я бы тоже простил. Но он еще и снялся там, в эпизоде. Черт с ним, даже это можно было бы забыть, если бы он не начал в свойственной высокомерной манере защищать ЭТО уже после выхода на экран и даже после рецензии Евгения. И тут ВНЕЗАПНО выясняется, что он тут не при чем, ничего не знал и ни на что не влиял. Не верю! (с) какой-то бесталанный режиссер.

Вообще, Лукьяненко напоминает мне почему-то отца Тахиона, с фекальной пращой наперевес в одиночку отражающего у мачты атаки орд злобных еретиков. Вотт такая вот ассоциация.

> отца Тахиона

Кстати где он.

и еще децл животворной педофилии

> Но Пейсатель "участвовал в разработке сценария". Пиарил будущий фильм в блоге. И это я бы тоже простил.

Думаю, это условия контракта такие.

> Меня всегда дико напрягало у Лукьяненко наличие в книгах детей и подростков. Раньше, прямо обязательно должны были быть.

Это на самом деле просто объясняется. Лукьяненко писать начал под впечатлением от книг Крапивина. А Крапивин как раз и пишет для подростков и про подростков. Потому "крапивинские нотки" у Лукьяненко во всех ранних произведениях присутствуют. Не в том плане, что он плагиатил, а в том плане, что он знает как управляться с персонажами подростками, а вот взрослые персонажи прописаны похуже ))

А Владимир Богомолов, например, отказался от упоминания своего имени в титрах фильма "В августе 44-го".

> А Владимир Богомолов, например, отказался от упоминания своего имени в титрах фильма "В августе 44-го".

Что удивительно, ибо по сравнению с нынешними шЫдеврами это натурально Кино.

Кинг всегда фильмы по своим книгам хвалит, пофиг какого они качества. При этом никогда потом в них не кидает какашками.