Степаныч помер в октябре. Он так планировал всегда. Чтоб дождь и слякоть во дворе, чтоб скоро были холода, до заморозков чтоб успеть. Чтоб меньше доставлять хлопот. Мужик спланировал смерть, хотя пока ещё живёт.
Он чистым застелил кровать, надел сорочку и пиджак, и лёг тихонько умирать. Назавтра понял, что никак не получается уснуть не до утра, а насовсем. И, раз пока не кончен путь, пойду-ка я чего-то съем.
Степаныч скорбно сел за стол, достал коньяк и ветчину, налил не чокаясь "за всё", потом налил ещё одну. Чуть-чуть поел, смахнул слезу, вторую рюмку замахнул, услышал музыку внизу (два дня назад ушёл в загул его сосед по стояку, и по ночам поёт блатняк). Степаныч жахнул коньяку, вскочил со стула, сжал кулак, прижал его к своей груди, и затянул "мороз, мороз". Его не будет впереди. Не будет снег морозить нос, не будет скользко в сапогах и не наступит Новый год. Мужик запутался в словах и влил ещё стопарик в рот. Съел с аппетитом ветчину. Заляпал лацкан пиджака. Рукой взъерошил седину. Нащупал пачку табака в кармане брюк и закурил, пуская кольца к потолку. Он думал: вот и жизнь прожил. И тут сосед по стояку опять запел про купола. Степаныч начал подпевать. А песня в форточку плыла, и начинало холодать. И воздух был до звона чист, и в поле взгляда - никого. Он бросил свой окурок вниз и взглядом проводил его. Окурок станцевал кадриль и разлетелся об асфальт. Степаныч думал: жизнь прожил. А ведь вчера ещё был старт, и длинный путь на сто дорог. Степаныч посмотрел наверх. Сосед вопил про русский рок, издалека был слышен смех, на небе не было луны, но фонари справлялись с тьмой. Пейзаж был, в общем-то, уныл. Но тут повеяло зимой. Засеребрилась пустота под желтым светом фонаря, и приключилась красота в ночь накануне ноября. Большими хлопьями кружил ложась на серый город снег. Степаныч думал: жизнь прожил, а ведь не жил как человек! Не доплясал и не допел, и много "недо" что ещё. А снег все падал и летел. Степаныч думал: хорошо! Степаныч думал: поживем! А снег все сыпался с небес.
Степаныч помер с октябрем.
А с первым снегом он воскрес.
Сейчас, сейчас
Он чистым застелил кровать, надел сорочку и пиджак, и лёг тихонько умирать. Назавтра понял, что никак не получается уснуть не до утра, а насовсем. И, раз пока не кончен путь, пойду-ка я чего-то съем.
Степаныч скорбно сел за стол, достал коньяк и ветчину, налил не чокаясь "за всё", потом налил ещё одну. Чуть-чуть поел, смахнул слезу, вторую рюмку замахнул, услышал музыку внизу (два дня назад ушёл в загул его сосед по стояку, и по ночам поёт блатняк). Степаныч жахнул коньяку, вскочил со стула, сжал кулак, прижал его к своей груди, и затянул "мороз, мороз". Его не будет впереди. Не будет снег морозить нос, не будет скользко в сапогах и не наступит Новый год. Мужик запутался в словах и влил ещё стопарик в рот. Съел с аппетитом ветчину. Заляпал лацкан пиджака. Рукой взъерошил седину. Нащупал пачку табака в кармане брюк и закурил, пуская кольца к потолку. Он думал: вот и жизнь прожил. И тут сосед по стояку опять запел про купола. Степаныч начал подпевать. А песня в форточку плыла, и начинало холодать. И воздух был до звона чист, и в поле взгляда - никого. Он бросил свой окурок вниз и взглядом проводил его. Окурок станцевал кадриль и разлетелся об асфальт. Степаныч думал: жизнь прожил. А ведь вчера ещё был старт, и длинный путь на сто дорог. Степаныч посмотрел наверх. Сосед вопил про русский рок, издалека был слышен смех, на небе не было луны, но фонари справлялись с тьмой. Пейзаж был, в общем-то, уныл. Но тут повеяло зимой. Засеребрилась пустота под желтым светом фонаря, и приключилась красота в ночь накануне ноября. Большими хлопьями кружил ложась на серый город снег. Степаныч думал: жизнь прожил, а ведь не жил как человек! Не доплясал и не допел, и много "недо" что ещё. А снег все падал и летел. Степаныч думал: хорошо! Степаныч думал: поживем! А снег все сыпался с небес.
Степаныч помер с октябрем.
А с первым снегом он воскрес.