Эта история грустная, но простая: вместо семьи он родился в собачьей стае. Там не жалели, когда он скулил и плакал. Вместо объятий - игрушку, как кость собаке.
Он научился не выть и стоять по стойке. Вырос вожак, зубы сталь и два метра в холке. Строгий ошейник стал галстуком от версаче. Бывший щенок никогда ни о чем не плачет, знает команды, вцепляется прямо в горло, статный, породистый, преданный, верный, гордый.
Свой поводок перерос и давно не носит. Сам для щенков вместо ласки бросает кости. А по ночам, прижимаясь щекой к подушке, он вспоминает щенячьи свои игрушки.
Вот самолёт, он железный и всем на зависть. Что ж ты не рад? Мама с папой ведь так старались. Неблагодарный! Ведь мы тебе - что угодно!
Если обнять самолёт, самолёт - холодный.
Вот тебе мячик, иди поиграй с друзьями. Что ты скулишь? Выйди вон и отстань от мамы. Он отстаёт, он послушный хороший мальчик. Он, обнимая, проткнул коготками мячик.
Утром проснётся, рыкнёт на щенков и суку. Мог бы погладить - но снова отдернет руку. В стае смогли воспитать из щенка мужчину.
Сейчас, сейчас
Он научился не выть и стоять по стойке. Вырос вожак, зубы сталь и два метра в холке. Строгий ошейник стал галстуком от версаче. Бывший щенок никогда ни о чем не плачет, знает команды, вцепляется прямо в горло, статный, породистый, преданный, верный, гордый.
Свой поводок перерос и давно не носит. Сам для щенков вместо ласки бросает кости. А по ночам, прижимаясь щекой к подушке, он вспоминает щенячьи свои игрушки.
Вот самолёт, он железный и всем на зависть. Что ж ты не рад? Мама с папой ведь так старались. Неблагодарный! Ведь мы тебе - что угодно!
Если обнять самолёт, самолёт - холодный.
Вот тебе мячик, иди поиграй с друзьями. Что ты скулишь? Выйди вон и отстань от мамы. Он отстаёт, он послушный хороший мальчик. Он, обнимая, проткнул коготками мячик.
Утром проснётся, рыкнёт на щенков и суку. Мог бы погладить - но снова отдернет руку. В стае смогли воспитать из щенка мужчину.
Только любить почему-то не научили.