Я спрашивала деда о войне. Молчал, курил в затяжку до окурка. Лишь бабушка сказала как-то мне:
"А что о ней... война ведь, внучка, сука". Смотрела мне куда-то за плечо. Я обернулась - никого там, пусто. Я клянчила: "ну расскажи ещё!" Возможно, теребила тем их чувства.
Но, кроме слова "сука", ничего за много лет от них я не узнала. И время деда с бабкой унесло. И много войн с тех пор отгромыхало.
Я видела их сквозь телеэкран. Мой дом всегда стоял под мирным небом.
И сын меня спросил недавно: "мам, ты можешь рассказать про День Победы?"
Я долго говорила о войне. О Гитлере, о питерской блокаде. Всё крепче прижимался сын ко мне, и страх в его читался детском взгляде.
"А с нами не случится, как тогда?" - спросил он, сжав покрепче маме руку.
И я пообещала: никогда.
Пока мы помним, что война, сын, сука.
Сейчас, сейчас
"А что о ней... война ведь, внучка, сука". Смотрела мне куда-то за плечо. Я обернулась - никого там, пусто. Я клянчила: "ну расскажи ещё!" Возможно, теребила тем их чувства.
Но, кроме слова "сука", ничего за много лет от них я не узнала. И время деда с бабкой унесло. И много войн с тех пор отгромыхало.
Я видела их сквозь телеэкран. Мой дом всегда стоял под мирным небом.
И сын меня спросил недавно: "мам, ты можешь рассказать про День Победы?"
Я долго говорила о войне. О Гитлере, о питерской блокаде. Всё крепче прижимался сын ко мне, и страх в его читался детском взгляде.
"А с нами не случится, как тогда?" - спросил он, сжав покрепче маме руку.
И я пообещала: никогда.
Пока мы помним, что война, сын, сука.