Сейчас, сейчас«За оскорбление чувств ветеранов войны»
novayagazeta.ru — Четвертого декабря 1930 года в Берлине состоялась премьера снятого американскими кинематографистами по роману молодого немецкого писателя Эриха Марии Ремарка фильма «На Западном фронте без перемен». #Няша #Матильда #господь_узнает_своих
не фашист »
Ремарк писал о том, что испытал сам. В ноябре 1916 года со школьной скамьи его призвали в кайзеровскую армию. Он был тяжело ранен. «Вернулось с войны не более половины ушедших, — вспоминал Ремарк. — Те, кто выжил, по сей день не пришли в себя». Он мрачно говорил: «Я — живой покойник».
Роман появился в январе 1929 года. Его читали взахлеб, перевели на разные языки, выдвинули на Нобелевскую премию по литературе; общий тираж сразу превысил несколько миллионов экземпляров.
Но Ремарка возненавидели нацисты.
Цензура при министерстве иностранных дел Германии выдала фильму «На Западном фронте без перемен» прокатное удостоверение.
Тогда в кинотеатр, где демонстрировалась картина, явились первый секретарь столичного горкома партии Йозеф Геббельс и несколько депутатов-нацистов, пользовавшихся неприкосновенностью, а с ними двести штурмовиков. Они бросили в зал дымовые шашки и сорвали сеанс.
[censored]
Тон в партийном аппарате задавали молодые и радикально настроенные люди. Для них политика — это не дискуссии, не поиски компромисса и согласия в парламенте. Они считали политикой подавление инакомыслия силой — с помощью штурмовых отрядов.
Национально-социалистическое движение дало выход необузданным страстям, предрассудкам и ненависти, пробуждая самые низменные инстинкты. Национальную идею штурмовики понимали просто: «Шлепнуть врагов! Размазать! Загнать в подполье!» Они тренировались в гимнастических залах. Любимым развлечением была драка. Разумеется, только при наличии численного превосходства над противником. Общество пасовало перед отрядами наглеющих штурмовиков.
Геббельс срывал киносеансы пять вечеров подряд. Тогда начальник берлинской полиции Альберт Гржезински, бывший рабочий-металлург и социал-демократ, запретил нацистам демонстрации в столице.
Государственный аппарат недолюбливал нацистов за плебейский экстремизм. Многие чиновники ими брезговали. Но идеи, которые они отстаивали, были симпатичны правящему истеблишменту: культ героизма, фронтового братства, самопожертвования, войны, которая избавит страну от всех ее бед. «Я всегда думал, — писал Ремарк, — что каждый человек — против войны, пока не обнаружил, что есть такие, которые за, особенно если им не нужно идти туда самим».
Националисты призвали президента страны Пауля фон Гинденбурга вмешаться и прекратить показ фильма, «оскорбляющего чувства ветеранов войны». Президент откликнулся на просьбы однополчан.
По указанию федерального министра внутренних дел цензоры пересмотрели свое решение и запретили «На Западном фронте без перемен» — за «низкое эстетическое качество».
Нацисты торжествовали победу. Дело было не только в самом фильме. Принципиально важно доказать свою силу. Шла борьба за командные высоты, за власть и влияние, за право определять содержание духовной жизни в стране: «Мы решаем, что вы будете смотреть в кино!»
Нацисты выиграли эту борьбу, а через три года взяли власть.
Фашизм зависит от способности лидеров движения создать впечатление собственной силы, чтобы заманить в свои ряды одних и запугать других. И если общество позволяет себя запугать, очередной вождь получает возможность делать с этим обществом все, что пожелает. Если же общество отправляет фашиста туда, где ему следует быть, то есть за решетку, общество живет спокойно.
Добившийся запрета фильма Пауль Йозеф Геббельс родился в промышленном городке на левом берегу Рейна. Некрасивый ребенок — несоразмерно большая голова на узких плечах. В семь лет заболел — воспаление костного мозга. Его оперировали. Левая нога стала короче правой. Врачи предупредили родителей, что сын будет хромать всю жизнь и ему придется носить ортопедическую обувь. Он не мог играть с приятелями, потому что был слабее любого из мальчишек. Держался в стороне даже от своих братьев. Он был неудачником, пока его не приметил Гитлер.
Геббельс выделялся среди малограмотной нацистской шпаны изощренной демагогией. Он чувствовал, что немцы, которые со стороны кажутся стопроцентными материалистами, в реальности падки на пафос и высокие слова: великая держава важнее материального благополучия.
Национальные социалисты были прежде всего борцами против всего западного. Запад отождествлялся с либерализмом и парламентской демократией. Демократы пытались направить развитие страны по общеевропейскому пути. Национальные социалисты призывали идти особым путем. Модно было говорить, что немецкая душа несовместима с капитализмом.
Геббельс занимался интеллектуальной организацией политической ненависти, чтобы сплотить нацию и воспитать восхищение войной.
Поразительным образом книгу Ремарка запретили в Советском Союзе, где, казалось бы, ее должны были встретить с распростертыми объятиями.
В декабре 1929 года секретарь ЦК партии Вячеслав Михайлович Молотов обратился к Сталину:
«Пишу сегодня записку Стецкому о книге Ремарка «На Западном фронте без перемен». Я решительно против массового распространения этой тупой буржуазно-пацифистской литературы. Пошленькое предисловие Радека достойно этого «левого» полубуржуазного журналиста. Прочти эту книжку, в ней есть и яркие страницы о фронтовых людях, рассматриваемых автором архиограниченно — только как полуживотных и полумещан (всех сплошь!)».
Александр Иванович Стецкий, член ЦК партии, руководил отделом пропаганды и ведал, соответственно, всеми издательствами. Карл Радек, недавний член ЦК и один из руководителей Коминтерна, считался знатоком Германии, поэтому издательство и заказало ему предисловие.
Интересно, что Молотов, который на войне никогда не был, тоже оскорбился «недостойным изображением» немецких фронтовиков!
Книгу Ремарка изъяли. Новое издание вышло только в 1959 году, когда соратники лишили Молотова высокой должности. Перевели на русский и другие книги Ремарка. Писатель стал очень популярен в нашей стране.
Осенью 1931 года, не дожидаясь, когда нацисты возьмут власть, Эрих Мария Ремарк покинул Германию. «А в 1933 году, — вспоминал он, — я был символически сожжен вместе со всеми моими книгами».
Душным вечером 10 мая 1933 года только что назначенный министром народного просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс устроил в Берлине сожжение вредных книг. Вспыхнуло пламя, и в огонь полетела первая пачка, среди них роман Ремарка.
Горели труды врагов народа, освобождая народ от порчи, открывая дорогу росту национальных сил. Толпа одобрительными возгласами провожала в огонь все новые и новые книги. Ветер разносил по площади несгоревшие листы, бросал пригоршни пепла под ноги завороженных зрелищем берлинцев. В воздухе ощутимо пахло гарью, но самое тонкое обоняние не уловило тогда запаха горящего человеческого мяса.
Никто из стоявших на Оперной площади не понял, что вместе с пачками книг в костер полетели и их собственные жизни. То, что началось уничтожением книг, для противников режима закончится печами лагерных крематориев; а для тех, кто восторженно аплодировал штурмовикам, обернется могилами в Сталинграде; их семьи сгорят в огромных кострах Гамбурга и Дрездена, зажженных авиацией союзников.
Ремарка лишили германского гражданства. В решении по его делу говорилось: «При поддержке еврейской прессы он самыми мерзкими средствами оскорблял память павших на Мировой войне и уже поэтому должен быть исключен из германского народного сообщества».
Запрет фильма был лишь началом. 21 марта 1933 года нацисты выпустили декрет «Об отражении коварных нападок на правительство национального подъема». Он позволял наказывать за любую критику режима. Желающие публично сомневаться в правоте вождя исчезают. Люди дрожат мелкой дрожью, их охватывает рабский страх.
Власть полностью контролировала прессу и радио. «Нам нужно радио, марширующее вместе с нацией, — внушал стране Геббельс, — радио, работающее для людей». Профессиональная журналистика перестала существовать.
Критика или анализ действий власти исключались. Оппозиция рассматривалась как абсолютное зло и козни сатаны. Для тех, кто поначалу пытался критиковать политику новой власти, Геббельс придумал злобную формулу: «Осквернители собственного гнезда». Несогласных отправляли в концлагерь. Сомнения, дискуссии, недоуменные вопросы — все это забыто. Одно мнение, одна позиция, один взгляд, один вождь…
Одни безоговорочно верили власти. Другие мало интересовались политикой, но служили власти, потому что власть щедро платила за услуги. В обществе, изолированном от внешнего мира и лишенном реальной информации о происходящем, люди утрачивали способность к здравой оценке происходящего. А кто сохранял, предпочитал помалкивать. В тоталитарном обществе человеку негде спрятаться. Мыслящее меньшинство замыкается в себе и замолкает. Остальные охотно встраиваются в систему.
Немцы уверовали в то, что они живут в лучшей на земле стране и принадлежат к великому народу, чья духовная сила противостоит торгашескому духу врагов: «Именно поэтому нам завидуют и нас ненавидят».
«Мне становится больно, когда я читаю слова «немецкая душевность», — писал выдающийся писатель, лауреат Нобелевской премии Генрих Бёлль. — «Душевный человек» дарил шоколад своим детям, трогательно относился к брошенным животным, но вся его «душевность» не мешала с невероятной жестокостью служить в концлагере и уничтожать людей».
[censored]
Став министром, Геббельс жил на широкую ногу, подражая аристократам прошлого. Он считал, что так и должно быть:
— Сегодня мы олицетворяем величие государства. Мы его представители. Мы больше не хулиганье, плюющее на пол.
Взяв власть, нацисты занимали высокие должности и обогащались. Штурмовики дали волю своим бандитским наклонностям. Они захватывали банки и магазины, взламывали квартиры, занимались грабежами. Штурмовики рангом повыше зарабатывали тем, что требовали выкуп за арестованных ими людей.
«Обогащение происходило с такой постыдной поспешностью, что просто дух захватывало, — вспоминал один из руководителей нацистов, вскоре бежавший из Германии. — Они захватывали виллы, резиденции, жемчужные ожерелья, антиквариат, персидские ковры, картины, автомобили, шампанское, фабрики. На них сыпались чины, они получали акции, им давали кредиты, которые не надо было возвращать. Каждому банку, каждому предприятию нужен был свой человек в партии — как гарантия безопасности».
Для тех, кто у власти, искусство само по себе ничего не значит. Их интересует только одно: как искусство можно использовать.
«Кино, — говорил Геббельс, — является одним из самых ценных факторов в том смысле, что оно скрашивает немцам те немногие часы, которые у них остаются, чтобы восстановить свои духовные силы после созидательного труда».
Желающих работать на партию, получать государственные заказы на съемки фильмов оказалось предостаточно. Они дрались за эти заказы и ненавидели друг друга. На их счастье, многие режиссеры после прихода нацистов к власти покинули страну, другим запретили работать. Остальных это только радовало: меньше конкурентов.
Кинорежиссер Лени Рифеншталь, вызывающая у многих восхищение, сняла ленту, название которой придумал сам Гитлер — «Триумф воли». Кадры из этого фильма видел всякий, кто интересуется историей Третьего рейха.
[censored]
После войны Лени Рифеншталь уверяла, что это чисто документальная работа, что она ничего не придумала и постановочных сцен в фильме нет. Но эта лента есть большая ложь о Германии. Она рисует картину полного единства народа и партии, народа и фюрера, страны, где все подчинено единой воле. Каждый, кто только что ощущал себя маленьким, одиноким, никому не нужным человеком, который не способен справиться со своими проблемами, вдруг оказывается среди множества единомышленников, захваченный пьянящим чувством принадлежности к мощной силе. И он встает в общий строй. Фигуры в черной форме, марширующие под барабанную дробь колонны завораживают незрелое воображение как проявление экзотической силы. Они создавали настроение, в котором пробуждались ледяная ненависть к врагам, фанатичная готовность к самопожертвованию.
Хореография нацистских постановщиков массовых действий в фильме «Триумф воли» заменила картину реальной жизни страны. Лени Рифеншталь и другие кинорежиссеры, служившие режиму, внесла свой вклад в гибельное движение Германии к мировой войне и к собственной катастрофе.
Только после разгрома Германии Эрих Мария Ремарк узнал, что его младшую сестру, Эльфриду Шольц-Ремарк, гестапо арестовало за «возмутительно лживую пропаганду в пользу врага» и «подрыв обороноспособности страны». Ее судьбу решил председатель так называемого народного трибунала Роланд Фрайслер. Это одна из самых мерзких личностей нацистского режима.
В Первую мировую Фрайслер попал в русский плен. После заключения Брестского мира в 1918 году немецкие солдаты могли вернуться на родину. Лейтенант Фрайслер задержался в России. Рассказывали, что он выучил русский язык и некоторое время был убежденным коммунистом (Гитлер именовал его «настоящим большевиком»). Один из оппонентов однажды напомнил Роланду Фрайслеру о его советском прошлом и поинтересовался, сколько русских крестьян он приказал расстрелять.
— Жаль, что вас там тогда не было, — ответил Фрайслер.
Народный трибунал занимался делами об измене родине и предательстве. Фрайслер был беспощаден. Он торжествующе сказал сестре Ремарка:
— Ваш брат ускользнул от нас. Но вы от нас никуда не денетесь.
Перед казнью, 4 декабря 1943 года, Эльфриде позволили написать прощальное письмо старшей сестре:
«Я в Плётцензее. И сегодня пополудни, в час, меня больше не будет».
Вместе с письмом старшей сестре представили счет — за содержание Эльфриды Ремарк в тюрьме, судебный процесс и саму казнь на гильотине: 495 марок и 80 пфеннигов.
[censored]
После войны Ремарк написал «Тени в раю» — самый печальный его роман. Пока шла война, эмигранты, бежавшие от нацистов, жили надеждой: вот победят Гитлера, и они вернутся в свою любимую Германию, все будет по-прежнему. Когда война кончилась, стало ясно: той страны, о которой они мечтали, нет. Возвращение невозможно. Они не смогут жить рядом с людьми, которые поклонялись Гитлеру и преданно ему служили, которые воевали и убивали людей, грабили Европу и пользовались награбленным.
Ремарк обосновался в Швейцарии. Он нашел в себе силы только один раз побывать на родине — в 1956 году посмотрел, как актеры репетируют его пьесу «Последняя остановка». В Берлине поехал в бывшую тюрьму Плётцензее, где нацисты, начинавшие с того, что запретили фильм, снятый по написанному им роману, отрубили голову его сестре.