В ТРЕХ СОСНЯКАХ…
“А любил я Россию — всею кровью, хребтом,
Ее реки в разливе и когда подо льдом,
Дух ее пятистенок, дух ее кедрача,
Ее Пушкина, Стеньку и ее Ильича...”
(Ранняя редакция)
“Дух ее пятистенок, дух ее сосняков,
Ее Пушкина, Стеньку и ее стариков...”
(Поздняя редакция)
Евгений ЕВТУШЕНКО.
Заплутал я, похоже, в кедрачах- сосняках...
Я любил — но кого же
в этих пылких стихах?
И я думаю снова, ужасаясь подчас:
Ильича — так какого? Их же двое у нас!
Значит, что-то другое?
Не Сергеич ли вдруг?
И Сергеичей — двое!
Замыкается круг.
Николаичей — тоже.
(“Архитектор” — второй).
Так кого же я все же —
больше жизни порой?..
Было двое их, каждых,
в обожанье моем.
Но любовь тогда — как же?
Неужели... втроем?
Нет, любил я того лишь,
чья сильна была власть.
Может, Виссарионыч —
моя тайная страсть?..
Он без пары, сердешный,
как вокруг погляжу.
И я думаю, грешный...
Но подумав, скажу:
А любил я все годы,
то борясь, то скорбя,
Ни того, ни другого —
а родного себя!
Жаль поэта, хоть и его творчество мне не очень, но человека жаль.
А еще больше жаль моего друга которого сегодня похоронил. Жаль человека пусть и не праведного но искреннего, веселого. Человека который всегда был позитивным. И вот сегодня я кидал землю на крышку его гроба.
Мне искренне жаль Евтушенко, но скорблю я сегодня по другу.
> В ТРЕХ СОСНЯКАХ…
> “А любил я Россию — всею кровью, хребтом,
> Ее реки в разливе и когда подо льдом,
> Дух ее пятистенок, дух ее кедрача,
> Ее Пушкина, Стеньку и ее Ильича...”
> (Ранняя редакция)
>
> “Дух ее пятистенок, дух ее сосняков,
> Ее Пушкина, Стеньку и ее стариков...”
> (Поздняя редакция)
> Евгений ЕВТУШЕНКО.
"Одна глава поэмы «Казанский Университет» посвящена В. И. Ленину и написана как раз к 100-летнему юбилею Ленина. По заверениям самого поэта, всё это (равно как и другие искренно-пропагандистские его стихотворения советского времени: «Партбилеты», «Коммунары не будут рабами» и т. п.) — следствие влияния пропаганды...
В 1962 году в газете «Правда» опубликовано ставшее широко известным стихотворение «Наследники Сталина», приуроченное к выносу из Мавзолея тела Сталина. Большой резонанс вызвали и другие его произведения: «Бабий яр» (1961), «Письмо Есенину» (1965), «Танки идут по Праге» (1968). Несмотря на столь откровенный вызов тогдашней власти, поэт продолжал печататься, ездить по всей стране и за рубеж..."[censored]
Я знаю:
Вождю
бесконечно близки
мысли
народа нашего.
Я верю:
здесь расцветут цветы,
сады
наполнятся светом.
Ведь об этом
мечтаем
и я
и ты,
значит
думает Сталин
об этом!
Я знаю:
грядущее видя вокруг,
склоняется
этой ночью
самый мой лучший на свете друг
в Кремле
над столом рабочим.
Весь мир перед ним —
необъятной ширью!
В бессонной ночной тишине
он думает
о стране,
о мире,
он думает
обо мне.
Подходит к окну.
Любуясь столицей,
тепло улыбается он.
А я засыпаю,
и мне приснится
очень
хороший
сон.
> А он реально из себя что-то представлял как поэт?
Его стих.
АФГАНСКИЙ МУРАВЕЙ....
Русский парень лежит на афганской земле.
Муравей-мусульманин ползёт по скуле.
Очень трудно ползти... Мёртвый слишком небрит,
и тихонько ему муравей говорит:
«Ты не знаешь, где точно скончался от ран.
Знаешь только одно — где-то рядом Иран.
Почему ты явился с оружием к нам,
здесь впервые услышавший слово «ислам»?
Что ты дашь нашей родине — нищей, босой,
если в собственной — очередь за колбасой?
Разве мало убитых вам, — чтобы опять
к двадцати миллионам ещё прибавлять?»
Русский парень лежит на афганской земле.
Муравей-мусульманин ползёт по скуле,
и о том, как его бы поднять, воскресить,
муравьёв православных он хочет спросить,
но на северной родине сирот и вдов
маловато осталось таких муравьёв.
1983
Стихотворный ответ парня служившего в Афганистане.
ОТВЕТ ЕВГЕНИЮ ЕВТУШЕНКО
НА СТИХОТВОРЕНИЕ «АФГАНСКИЙ МУРАВЕЙ».
Я много Ваших строк перечитал:
Меня господь терпеньем не обидел,
И всякое, представьте, ожидал,
Но подлости, поверьте, не предвидел.
Я представляю, как в тиши Москвы,
Куря и нервно комкая листочки,
В патриотическом порыве Вы
У музы вырывали эти строчки.
Конечно, фактов нету горячей:
Представьте только: всполохи заката,
Афганский мусульманин — муравей
И тьма вопросов мертвому солдату.
Вы рассчитали все — ошибки нет:
Солдат убит — нелепо и ужасно.
Он, может быть, и дал бы Вам ответ,
Да, к сожаленью, мертвые безгласны.
За них — за всех негласных и глухих,
Погибших в белом пламени разрывов,
Отвечу я — оставшийся в живых.
Я думаю, так будет справедливо.
Солдат погиб, в бою иль на посту,
А муравей-философ рассуждает:
«Зачем пришли вы в эту нищету,
Коль у самих забот сейчас хватает?!»
Ну, что ж — вопрос хороший Вы нашли.
Ответьте ж мне — Я оценю Ваш опыт —
Зачем тогда в Испанию мы шли?
Зачем мы в сорок пятом шли в Европу?
Зачем тогда все это нужно нам?
Зачем же мы, во что бы то ни стало,
Поддерживали Кубу и Вьетнам?—
Своих забот нам и тогда хватало?
Я помню, как цветы бросали нам,
И как нас со слезами провожали.
Вы тоже это видели бы там,
Но Вы туда — увы! — не приезжали:
Вы в это время, где-то под Москвой
Хвалебные поэмы сочиняли
И в очереди там за колбасой,
Я думаю, ни разу не стояли.
Я никого ни в чем не упрекал,
Когда мы пыль афганскую глотали,
Но почему же те, кто там бывал,
Совсем другие строки написали?!
Я понимаю — из Москвы видней
И рыжий склон, и алые закаты,
И как ползет афганский муравей
По жестким скулам мертвого солдата...
Дерзайте же — пытайте мертвецов,
Ушедших навсегда в объятья смерти,
Пишите про афганских муравьев —
Теперь все можно, а бумага — стерпит...
Из нас никто отдельно не герой,
но перед голой правдой все мы голы.
Я вместе с обгорелой детворой.
Я сам из них. Я из бесланской школы.
…Как изменились небеса в лице,
лишь танками в Беслане мгла взрычала,
и вздрогнула при мысли о конце
в той школе, в баскетбольном том кольце
подвешенная Сталиным взрывчатка.
> "Одна глава поэмы «Казанский Университет» посвящена В. И. Ленину и написана как раз к 100-летнему юбилею Ленина. По заверениям самого поэта, всё это (равно как и другие искренно-пропагандистские его стихотворения советского времени: «Партбилеты», «Коммунары не будут рабами» и т. п.) — следствие влияния пропаганды...
> В 1962 году в газете «Правда» опубликовано ставшее широко известным стихотворение «Наследники Сталина», приуроченное к выносу из Мавзолея тела Сталина. Большой резонанс вызвали и другие его произведения: «Бабий яр» (1961), «Письмо Есенину» (1965), «Танки идут по Праге» (1968). Несмотря на столь откровенный вызов тогдашней власти, поэт продолжал печататься, ездить по всей стране и за рубеж..."
Известно, известно... Семанов писал, что у Евтушенки был номер городского телефона Андропова... оппозиционер, .... Ладно, "жил Никодим - небо коптил. Помер Никодим - да и хрен с ним".
> …Как изменились небеса в лице,
> лишь танками в Беслане мгла взрычала,
> и вздрогнула при мысли о конце
> в той школе, в баскетбольном том кольце
> подвешенная Сталиным взрывчатка.
"В своё время я прочёл в воспоминаниях жены Роберта Рождественского, как всю жизнь бодались между собой Евтушенко и Вознесенский, не шутейно, а совершенно всерьёз, доказывая собственное право считаться лучшим русским поэтом второй половины ХХ века. И просто обожгло её резюме по этому поводу: «А оказалось – Высоцкий…»
Про Евтушенко еще раз повторю - поэт он плохой и конъюнктурный.
Одно написал хорошее стихотворение - "Идут белые снеги". С двумя ошибками в ударении. То есть без ошибок хорошее не смог. Без ошибок мог только плохие.
Вся советская карьера Евтушенко - это игра в разрешенную партией и КГБ фронду. А вся его поэзия этого периода - перечисление мест, где обычному советскому человеку было не побывать, а он - побывал. От Голливуда до Гонконга.
Подавляющее большинство его текстов - политическая и человеческая проституция. Жоповихляние.
Впрочем когда он был искренен, то получалось еще хуже, так как искренний Евтушенко это неумная умеренная демшиза.
Узнав что он при смерти, решил проверить, не написал ли он в последние годы что-то хорошее, что о нем можно было бы написать хорошо. Вспомнилось, что было что-то такое - "Медсестра из Макеевки". Но нет. Первым делом обнаружил гневное требование Евтушенко не использовать его стихи в пропаганде, не разжигать национальную ненависть и блаблабла...
Это человек, написавший знаменитое "Едут беленькие сучки к черным кобелям".
В общем жил грешно, да и помер смешно.
Йа-технарь.Никогда не понимал-схуяли поэты,не поднимающие нифига тяжелее ложки-элита,блеадь.А металлурги и шахтёры-быдло.При этом они-на ТВ.А мы вкалываем.Честно-пофиг.
Cильно за перестройку радел. У меня он, почему то, прочно увязался с журналом "Огонёк" образца 1986-1989 гг. Потом пропал как-то. Если бы не новость о его смерти - так и не вспомнил бы о нём. Пусть, так себе и покоится. Надеюсь, что больше о нём ничего не услышу. Ни плохого, ни... ещё хуже.
Я,может,сейчас покажусь монстром,пофиг.
Да,у любого пиита есть,шо сказать.А у металлурга-нет.Ибо он- ВЪЁБЫВАЕТ.При этом слушает поэта или нет-второе более правдоподобно
Да,приставьте поэта(свобдый график работы,йа-человечище) к любому станку-криворукость.Или рукожопость..
Мне нравится Серёжка ольховая,но без неё я не похудею
агент цру
см. старый пост:
[censored]
l-sycheva.livejournal.com — Бывший глава ЦРУ Даллес написал в своё время предисловие к автобиографии Евгения Евтушенко. Такую честь надо заслужить и отработать.
> Единственное, чем запомнился - "едут сучки белые к черным кобелям"...
Ну вообще-то по непроверенным данным Етушенко ещё и автор переделанного Евгения Онегина, ходившего ещё во времена социализма на магнитофонных кассетах. Сейчас можно послушать на тытрубе в исполнении Олега Даля. Если это так, то талантище, чего уж там.
Как поэт -талант. И тот самый случай, когда Маяковский говорил: "Я поэт и этим интересен". Лучше про их жизнь и не знать совсем.
А я его видел живьём лет 17 назад. На его творческой встрече с ним. Даже на видео снимал. Наверное сохранилось...
> − Типичный кулачок по своей психологии, − заговорил Иван Николаевич, которому, очевидно, приспичило обличать Рюхина, − и притом кулачок, тщательно маскирующийся под пролетария. Посмотрите на его постную физиономию и сличите с теми звучными стихами, который он сочинил к первому числу!
> Хе-хе-хе… "Взвейтесь!" да "развейтесь!"… А вы загляните к нему внутрь − что он там думает… вы ахнете! − и Иван Николаевич зловеще рассмеялся.
Кроме этого ничего на ум не приходит. Помню, что писал всякое к годовщине того-сего, был велик и могуч (в своих глазах), а если что процитировать по памяти - так, пожалуй, только Владимира Семеновича, действительно.
> Дерзайте же — пытайте мертвецов,
> Ушедших навсегда в объятья смерти,
> Пишите про афганских муравьев —
> Теперь все можно, а бумага — стерпит...
На порядок более мощно написано, чем вышеприведенный высер тварца! Спасибо, про муравья-мусульманина что-то такое в голове отложилось, а вот ответ впервые читаю.
Сейчас, сейчас
приходите стрезва и в запой.
Я и туфельку и бахилу
над собою услышу собой.
Приносите еловых, рябинных
и каких захотите - ветвей,
приводите с собою любимых,
приводите с собою детей.
На траву и скамейку садитесь,
открывайте вино, если есть,
совершенно меня не стыдитесь,
окажите покойнику честь.
Говорите о спрятанной боли,
той, что исподволь мучает вас,
говорите - хотя б о футболе, -
я боюсь оторваться от масс.
Ни гранита и на лабрадора,
ни возвышенных слез, ни речей,
а побольше бы милого вздора
над веселой могилой моей.
Нецитированья удостойте!
Позабудьте как автора книг.
Как враля помяните! Устройте
каннибальски детсадовский крик.
Обо мне привирайте и врите,
но чтоб все-таки это вранье
про Малаховку или Гаити
походило чуть-чуть на мое.
Ведь в бахвальской судьбе своенравной,
между стольких зубов и зубил
кое-что было истинной правдой:
это то, что я все-таки был.
Небылицы окажутся былью
и легендами быль обовьют,
но и сплетни меня не убили,
и легенды меня не убьют.
Я останусь не только стихами.
Золотая загадка моя
в том, что землю любил потрохами,
и земля полюбила меня.
И земля меня так захотела,
чтобы люди понять не могли,
где мое отгулявшее тело,
где гулящее тело земли.
И мне сладко до знобности острой
понимать, что в конце-то концов,
проступлю я в ненастную оскользь
между пальцев босых огольцов.
Мне совсем умереть не под силу.
Некрологи и траур - брехня.
Приходите ко мне на могилу,
на могилу, где нету меня.
1970