Детали для утюгов — работа непыльная. Я боялся, что пошлют на лесоповал. Думал, если попаду на лесоповал, то не выживу там. А когда приехал — ха! Условия нормальные. Соблюдали КЗОТ! Если вредное производство, то молоко давали. Если молока нет — сгущенка. Плохо, что ли?..
Норма была 840 штук в день.
До этого работал наладчиком этих стендов. У наладчиков оклад 36 рублей и всё, а мне же надо на свободу выходить, надо же деньги. А это — сдельная работа. Я, значит, к мастеру подхожу (а мастер из вольных) и говорю: «Слушай, мне бы вот как-то перейти бы на эту работу». Он говорит: «А че тебе?» Я говорю: «Так там оклад, а тут сдельная». Он говорит: «Ну найди, кто тебя заменит, наладчика, и можешь перейти». А тогда же был этап какой-то новый, кто-то пришел (я уж не помню), говорю: «Слушай, хочешь сгущенку получать?» Он говорит: «Конечно! Как в раю!» Я говорю: «Всё, пошли!»
Он, значит, был у меня учеником, и я его научил как что делать. И потом, когда он стал наладчиком, там же за это сгущенку дают… Он: «Ой, такая работа!» А мне уже сгущенку не надо, мне только год оставался. Я и перешел на эту работу.
И вот, значит, парни там работают, ля-ля-тополя друг с другом, обсуждают что-то, даже и не глядя, это всё делают. Я думал: «Как же они так? Можно же пальцы себе нахрен повредить». Я когда перешел, я эти 840 штук… всю смену там колупаюсь. Ну где-то месяц я так, а потом уже я эти 840 до обеда — и также — «ля-ля-тополя». После обеда я уже иду на пилораму, там Юрка Васильев, мой друг, работал. Я говорю: «Юра, я тут загораю, если эти появятся, ты щелкани». Я загораю, отдыхаю. Он: «Надзиратели!» Я — раз, встаю, прохожу через те цеха и иду в цех… (Я им говорил: «Я норму сделал!» А они: «Всё равно вы должны быть на рабочем месте». Я говорю: «Зачем?» Они: «Такой порядок».) И я, значит, иду на свое рабочее место — просто сижу, жду. Так что нормально было
Сейчас, сейчас
Норма была 840 штук в день.
До этого работал наладчиком этих стендов. У наладчиков оклад 36 рублей и всё, а мне же надо на свободу выходить, надо же деньги. А это — сдельная работа. Я, значит, к мастеру подхожу (а мастер из вольных) и говорю: «Слушай, мне бы вот как-то перейти бы на эту работу». Он говорит: «А че тебе?» Я говорю: «Так там оклад, а тут сдельная». Он говорит: «Ну найди, кто тебя заменит, наладчика, и можешь перейти». А тогда же был этап какой-то новый, кто-то пришел (я уж не помню), говорю: «Слушай, хочешь сгущенку получать?» Он говорит: «Конечно! Как в раю!» Я говорю: «Всё, пошли!»
Он, значит, был у меня учеником, и я его научил как что делать. И потом, когда он стал наладчиком, там же за это сгущенку дают… Он: «Ой, такая работа!» А мне уже сгущенку не надо, мне только год оставался. Я и перешел на эту работу.
И вот, значит, парни там работают, ля-ля-тополя друг с другом, обсуждают что-то, даже и не глядя, это всё делают. Я думал: «Как же они так? Можно же пальцы себе нахрен повредить». Я когда перешел, я эти 840 штук… всю смену там колупаюсь. Ну где-то месяц я так, а потом уже я эти 840 до обеда — и также — «ля-ля-тополя». После обеда я уже иду на пилораму, там Юрка Васильев, мой друг, работал. Я говорю: «Юра, я тут загораю, если эти появятся, ты щелкани». Я загораю, отдыхаю. Он: «Надзиратели!» Я — раз, встаю, прохожу через те цеха и иду в цех… (Я им говорил: «Я норму сделал!» А они: «Всё равно вы должны быть на рабочем месте». Я говорю: «Зачем?» Они: «Такой порядок».) И я, значит, иду на свое рабочее место — просто сижу, жду. Так что нормально было