Как академик Александров страдал от Лаврентия Палыча Берии

> Не тот ли это Александров, чей реактор взорвался в Чернобыле?

Он самый, был руководителем проекта РБМК.
Другое дело, что взрыв в Чернобыле никак с этим не связан.

А я уж было испугался, что Берия и его того... соблазнил, принудил и бросил!

Совершенно не удивляет с чисто человеческой точки зрения такая нелюбовь Александрова к Берии. Кому понравится находится под постоянным психологическим прессом?
Впрочем, это все лирика. Алексанров - выдающийся ученый и руководитель. Берия - выдающийся руководитель и государсвенный деятель.

Далее воспоминания других людей, кто работал под руководством Берии:

Минца вызвал Берия.
«— Вы строили радиостанцию «Коминтерн»?
— Я.
— А «ВЦСПС»?
— Я.
— А коротковолновую?
— Я.
— Какой же вы вредитель. Ах, Ежов, Ежов… Задание вам: дать радиостанции партизанские, даю 3 месяца.
— Нет, 6 месяцев!
Тут на меня накинулся его подхалим Лапшин. Я говорю:
— Неужели вы думаете, что мне хочется лишних три месяца сидеть и работать под вашим руководством?
Берия засмеялся:
— Да, это убедительный аргумент.



Я спросил у Румера, за что его посадили, я у всех, кто возвращался, спрашивал. Они пожимали плечами. Никто не знал за собой нарушения закона. Никто. Румер сказал, что как-то приехал к ним в шарашку Берия отметить сдачу проекта. В застолье один итальянец, был среди них такой, обратился к наркому, что вот, мол, его посадили ни за что. Берия благодушно, с чекистским юмором ответил: «Если бы было за что, то, дорогой мой, ты тут бы не сидел».



Н. Риль, немецкий физик, после войны был отправлен в Сухуми, где работали атомщики. Риль был ведущим специалистом. Когда на объект приехал Лаврентий Павлович Берия, он спросил у Риля: чем помочь, может, кто-то мешает, не дает развернуться, ускорить?
— Нет, никто не мешает.
— А все же, вы скажите нам, мы уберем, обеспечим.
Риль подумал: какая возможность расправиться с тем, кого не любил. Раз, раз и нет их. Ничего не сказал, но запомнился на всю жизнь этот дьявольский миг — владение чужими жизнями.



Директора военного времени были хороши, делали невозможное — Зальцман, Новиков, Завенягин…
В июле 1941–го Сталин собрал совещание по выпуску винтовок. Оказалось, нет винтовок, не с чем воевать мобилизованным.
У Устинова спросили, может ли Ижевский завод увеличить выпуск винтовок с 2000 штук до 5000?
Устинов, как всегда, схитрил, трусливо уклонился — здесь мой зам Новиков, он из Ижевска, он скажет.
«Я встал и говорю: нам на это надо 8 месяцев. Берия — тоже как обычно: нет, 3 месяца! Я говорю — это невозможно. Создали комиссию. Она струхнула, написала: три месяца. Я не подписал. Приносят заключение Берии, он смотрит: «Почему нет подписи Новикова?» Вызвали меня, я говорю, потому что это невозможно, 8 месяцев, и то авантюра. Хорошо, говорит Берия, пусть будет 8 месяцев.
И потом он мне помогал. (2000 довели до 5000, потом до 12000 в сутки!)
Звонил Сталин, передал трубку Берии, тот говорит — я сказал т. Сталину, что если Новиков говорит, что сделает, то сделает. Таким образом он как бы поручился за меня. Я решил это использовать. Звоню из Ижевска — нет угля! Нужны женщины из Тулы для пулеметных лент, а то у нас не получается. Сразу же помог. Он соображал и действовал оперативно».
Владимир Николаевич Новиков умел «топить» вопросы.