Как собрать аншлаг на выборах президента? Легко!

А выполнять эти обещания как? Кандидату, который с ними придет и хотя бы намекнет, что реально собирается претворять их в жизнь башку открутят мгновенно.

1. Поставить и торжественно открыть памятники Сталину и Дзержинскому.

2. Разогнать правительство Медведева и снять с Центробанка Набиуллину.

3. Посадить Чубайса.

4. Послать на хрен МОК и НАТО.

5. Мягко забрать Донбасс.

6. Начать экспроприацию и национализацию.

7. Назначить Лукашенко премьер-министром.

8. Принять парад 9 мая с трибуны Мавзолея.

9. Под страхом смерти разрешить крестьянам торговать их продукцией в городах назло всем Ашанам, Пятерочкам и прочим зарубежным монстрам.

10.Упразднить олигархат как класс.

Что курил аффтар? Особенно порадовал п.9 - это что, крестьян, кто не торгует в городах назло всем Ашанам и пр. - к стенке ставить?

> 3. Посадить Чубайса.

Его не посадить, а повесить надо. И за этот пункт его "партнеры" проголосуют с большим удовольствием!!

не хватает пунктов отмены дневного сна и каши на завтрак

> выполнять эти обещания как?

Не надо ничего выполнять. Главное наверх забраться, а потом вы хрен кого отзовете оттуда.

Бред полный.

1. Поставить и торжественно открыть памятники Сталину и Дзержинскому.
Сталину и без этих кандидатов гвоздики дарят, ничего против Дзержинского не имею, но тогда этот список расширять.

2. Разогнать правительство Медведева и снять с Центробанка Набиуллину.
Поставить на их место автора, вот тогда заживём.

3. Посадить Чубайса.
попробуй

4. Послать на хрен МОК и НАТО.
и Чубаку, ато совсем совесть потеряла

5. Мягко забрать Донбасс.
без комментариев

6. Начать экспроприацию и национализацию.
И Ленин — такой молодой!
И юный Октябрь впереди!

7. Назначить Лукашенко премьер-министром.
Чего? Белоруссии? Он там президент.

8. Принять парад 9 мая с трибуны Мавзолея.
Это можно.

9. Под страхом смерти разрешить крестьянам торговать их продукцией в городах назло всем Ашанам, Пятерочкам и прочим зарубежным монстрам.
Под страхом смерти крестьян разрешить?

10.Упразднить олигархат как класс.
В капиталистическом мире проще аффтора упразнить

> А выполнять эти обещания как зачем?

Таки так!

> не хватает пунктов отмены дневного сна и каши на завтрак

Век прошел, а как новое:


Надежда Тэффи
Переоценка ценностей

Петя Тузин, гимназист первого класса, вскочил на стул и крикнул:
– Господа! Объявляю заседание открытым!
Но гул не прекращался. Кого-то выводили, кого-то стукали линейкой по голове, кто-то собирался кому-то жаловаться.
– Господа! – закричал Тузин еще громче. – Объявляю заседание открытым. Семенов-второй! Навались на дверь, чтобы приготовишки не пролезли. Эй, помогите ему! Мы будем говорить о таких делах, которые им слышать еще рано. Ораторы, выходи! Кто записывается в ораторы, подними руку. Раз, два, три, пять. Всем нельзя, господа; у нас времени не хватит. У нас всего двадцать пять минут осталось. Иванов-четвертый! Зачем жуешь? Сказано – сегодня не завтракать! Не слышал приказа?
– Он не завтракает, он клячку жует.
– То-то, клячку! Открой-ка рот! Федька, сунь ему палец в рот, посмотри, что у него. А? Ну, то-то! Теперь, прежде всего, решим, о чем будем рассуждать. Прежде всего, я думаю… ты что, Иванов-третий?
– Плежде всего надо лассуждать пло молань, – выступил вперед очень толстый мальчик, с круглыми щеками и надутыми губами. – Молань важнее всего.
– Какая молань? Что ты мелешь? – удивился Петя Тузин.
– Не молань, а молаль! – поправил председателя тоненький голосок из толпы.
– Я и сказал, молань! – надулся еще больше Иванов-третий.
– Мораль? Ну, хорошо, пусть будет мораль. Так, значит, – мораль… А как это, мораль… это про что?
– Чтобы они не лезли со всякой ерундой, – волнуясь, заговорил черненький мальчик с хохлом на голове. – То не хорошо, другое не хорошо. И этого нельзя делать, и того не смей. А почему нельзя – никто не говорит. И почему мы должны учиться? Почему гимназист непременно обязан учиться? Ни в каких правилах об этом не говорится. Пусть мне покажут такой закон, я, может быть, тогда и послушался бы.
– А почему тоже говорят, что нельзя класть локти на стол? Все это вздор и ерунда, – подхватил кто-то из напиравших на дверь. – Почему нельзя? Всегда буду класть…
– И стоб позволили зениться, – пискнул тоненький голосок.
– Кричат: «Не смей воровать!» – продолжал мальчик с хохлом. – Пусть докажут. Раз мне полезно воровать…
– А почему вдруг говорят, чтоб я муху не мучил? – забасил Петров-второй. – Если мне доставляет удовольствие…
– А мама говорит, что я должен свою собаку кормить. А с какой стати мне о ней заботиться? Она для меня никогда ничего не сделала…
– Стоб не месали вступать в блак, – пискнул то– ненький голосок.
– А кроме того, мы требуем полного и тайного женского равноправия. Мы возмущаемся и протестуем. Иван Семеныч нам все колы лепит, а в женской гимназии девчонкам ни за что пятерки ставит. Мне Манька рассказывала…
– Подожди, не перебивай! Дай сказать! Почему же мне нельзя воровать? Раз это мне доставляет удовольствие.
– Держи дверь! Напирай сильней! Приготовишки ломятся.
– Тише! Тише! Петька Тузин! Председатель! Звони ключом об чернильницу – чего они галдят!
– Тише, господа! – надрывается председатель. – Объявляю, что заседание продолжается.
Иванов-третий продвинулся вперед.
– Я настаиваю, чтоб лассуждали пло молань! Я хочу пло молань говолить, а Сенька мне в ухо дует! Я хочу, чтоб не было никакой молани. Нам должны все позволить. Я не хочу увазать лодителей, это унизительно! Сенька! Не смей мне в ухо дуть! И не буду слушаться сталших, и у меня самого могут лодиться дети… Сенька! Блось! Я тебе в молду!
– Мы все требуем свободной любви. И для женских гимназий тоже.
– Пусть не заплещают нам зениться! – пискнул голосок.
– Они говорят, что обижать и мучить другого не хорошо– А почему не хорошо? Нет, вот пусть объяснят почему не хорошо, тогда я согласен. А то эдак все можно выдумать: есть не хорошо; спать не хорошо, нос не хорошо, рот не хорошо. Нет, мы требуем, чтобы они сначала доказали. Скажите пожалуйста – «не хорошо». Если не учишься – не хорошо. А почему же, позвольте спросить, – не хорошо? Они говорят: «дураком вырастешь». Почему дурак не хорошо? Может быть, очень даже хорошо.
– Дулак, это холосо!
– И по-моему, хорошо. Пусть они делают по-своему, я им не мешаю, пусть и они мне не мешают. Я ведь отца по утрам на службу не гоняю. Хочет, идет, не хочет – мне наплевать.
Он третьего дня в клубе шестьдесят рублей проиграл. Ведь я же ему ни слова не сказал. Хотя, может быть, мне эти деньги и самому пригодились бы. Однако смолчал. А почему? Потому что я умею уважать свободу каждого ин-ди… юн-ди… ви-ди-ума. А он меня по носу тетрадью хлопает за каждую единицу. Это гнусно. Мы протестуем.
– Позвольте, господа, я должен все это занести в протокол. Нужно записать. Вот так: «Пратакол за-се… «Засе» или «заси»? Засидания. Что у нас там первое?
– Я говорил, чтоб не приставали: локти на стол…
– Ага! Как же записать?… Не хорошо – локти. Я напишу «оконечности». «Протест против запрещения класть на стол свои оконечности». Ну, дальше.
– Стоб зениться…
– Нет, врешь, тайное равноправие!
– Ну, ладно, я соединю. «Требуем свободной любви, чтоб каждый мог жениться, и тайное равноправие полового вопроса для дам, женщин и детей». Ладно?
– Тепель пло молань.
– Ну, ладно. «Требуем переменить мораль, чтоб ее совсем не было. Дурак – это хорошо».
– И воровать можно.
– «И требуем полной свободы и равноправия для воровства и кражи, и пусть все, что не хорошо, считается хорошо». Ладно?
– А кто украл, напиши, тот совсем не вор, а про. сто так себе, человек.
– Да ты чего хлопочешь? Ты не слимонил ли чего-нибудь?
– Караул! Это он мою булку слопал. Вот у меня здесь сдобная булка лежала: а он все около нее боком… Отдавай мне мою булку!… Сенька! Держи его, подлеца! Вали его на скамейку! Где линейка?… Вот тебе!… Вот тебе!…
– А-а-а! Не буду! Ей-Богу, не буду!…
– А, он еще щипаться!…
– Дай ему в молду! Мелзавец! Он делется!…
– Загни ему салазки! Петька, заходи сбоку!… Помогай!…
Председатель вздохнул, слез со стула и пошел на подмогу.