Боец украинского батальона «Киевская Русь», которому удалось вырваться из котла под Дебальцевом, рассказал журналистам ICTV об ужасном положении украинских силовиков. По словам солдата, командование бросило своих подчиненных на произвол судьбы, а раненые не получали помощи и умирали.
ДМИТРИЙ ШЕРБАЧУК, солдат: Дмитрий Шербачук, 25 батальон «Киевская Русь», вторая рота.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Вы были в Дебальцеве?
ДМИТРИЙ ШЕРБАЧУК: Так точно.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Скажите, пожалуйста, как вы отступали?
ДМИТРИЙ ШЕРБАЧУК:Что, простите?
КОРРЕСПОНДЕНТ: Как вы отступали из Дебальцева, было ли окружение, как вы отходили?
ДМИТРИЙ ШЕРБАЧУК: Да, мы в Дебальцеве стояли в окружении около трех недель. А две недели мы были в окружении без командира батальона, без замполита и какого-либо руководства.
Дорога была отрезана со стороны Логинова в сторону Дебальцева-Артемовска. Мы стояли без воды, без еды, без ничего, пили воду из речки. Курили окурки, из пяти окурков делали один, вот так мы выживали.
Плюс ко всему этому было много раненых и убитых вокруг, они там штабелями лежали и никому не были нужны, так как дорога на Артемовск была закрыта. Плюс к этому, к сожалению, многие из раненых «трехсотых» превращались в «двухсотых». Нам удалось в один момент некоторых «двухсотых» погрузить, чтобы вывезти в Артемовск темными тропами, но из-за атаки их никто не вывез. До сих пор стоят в поле «двухсотые».
КОРРЕСПОНДЕНТ: Много там убитых?
ДМИТРИЙ ШЕРБАЧУК: Конечно. Там убитых – до 30 человек убитых там лежат. И то, что мы должны были выходить, можно так сказать, то, что говорят, что был плановый выход, это было плановое бегство, чтобы не попасть в котел, как в Иловайске. Мы знали, что трасса перекрыта, комбаты сбежали две недели назад и больше не появлялись - ни комбат, ни замполит. То, что мы звонили, что мы пробираемся, – они даже не пытались.
Как будто все равно – тут даже взрывы. Так можно жить и воевать как комбат с 35 лет до 60, без изъянов. А то, что мы бежали оттуда, – в последнюю минуту мы перешли в распоряжение 128 батальона – думали, будем держаться до последнего, но 128 батальон фактически нас кинул. Мы видели, что они выбираются, они в 12, а мы в 4 часа, и мы вынуждены были выбираться самостоятельно.
Сначала вроде выехали, а потом пошли обстрелы, начали бежать кто как может. Через реки, поля, озера, болота. Снега немного, мы им в дороге питались, потому что есть нечего было и не до этого было. Мы ели снег.
Но когда пробирались через реки и озера, по нам стреляли всеми патронами, что есть, так называемая Новороссия, наши братья из России, которые стреляли из гранатометов, минометов, танков, СПГ, что только ни использовали против нас. Но мы били, бежали, падали, вставали и дальше били. Но так как мы не знали дороги, мы плутали по полю.
Если по прямой брать, от Дебальцева до Артемовска 47 километров, и почти 47 километров мы шли полями. Вот ты идешь по ущелью туда, той же самой дорогой идешь назад. Когда переходили реки, никто не обращал внимания, промок или нет, но мы шли вперед. Тяжело было смотреть на поле, когда там много было убитых наших братьев.
К сожалению, когда мы шли через поле, завязался бой с сепарами. Их было пару десятков, нас было мало, так как мы боя не ожидали. И мы там на том поле потеряли двоих наших бойцов – Хотабыча, второго не помню, но дело не в этом. Когда мы сбились в кучу, я говорю, что может быть корректировщик, и мы стали рассасываться кто куда: за холмы, столбы, в ямки. Пули свистели, и мы бежали мелкими перебежками, жалко было потерь, еще двоих в плен взяли, как сказать, с нашего отделения, но не из нашего отделения – там не именно наш батальон, а все, кто смог прицепиться: 128, 30, 54, 13. Никто не разбирался, кто цеплялся, все хотели выжить и сбежать, потому что на наше руководство никто не надеялся.
И очень жалко, когда в поле лежало много трупов, и когда мы увидели, что в поле застрял наш БТР, и там были еще убитые люди, неизвестно, я надеюсь, что они лежат там и сейчас. Их ждут дома, чтобы похоронить, но наша власть об этом не думает, потому что они знали, что наша война была проигранной. Они знали, что использовали солдат не для того, чтобы защитить Украину, а для того, чтобы отстрелять Украину.
И вот пример, когда запахло керосином, командиры сбежали. Еще пример – они командовали секторами и не знали, где кто находится, где 25 батальон, где 128 батальон. Когда вычислили, где мы живем, по нам начали стрелять. Мы просили артиллерию помочь огнем, а они не могли помочь, потому что наступило перемирие. Люди гибнут возле нашего ангара, стали уже внутри трупы складывать.
Я не дам соврать, мой сослуживец тоже подтвердит эти слова, и эти слова могут подтвердить 98 процентов: трупы наши лежали уже в ангаре, потому что некуда было их девать.
> по нам стреляли всеми патронами, что есть, так называемая Новороссия, наши братья из России, которые стреляли из гранатометов, минометов, танков, СПГ, что только ни использовали против нас.
Мирные добровольцы с автоматами и бронетехникой приехали жечь, вещать и убивать жителей Донбаса, а те не оценили такой заботы и дали отпор. "наши братья из России" как мило. Я думал анекдот "а нас то за що" это шутка, а это грустная реальность.
> К сожалению, когда мы шли через поле, завязался бой с сепарами. Их было пару десятков, нас было мало, так как мы боя не ожидали.
Шедевральная фраза, типа мы воевать можем, когда нас больше, а когда нас меньше это ваще не честно.
Сейчас, сейчас
ДМИТРИЙ ШЕРБАЧУК, солдат: Дмитрий Шербачук, 25 батальон «Киевская Русь», вторая рота.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Вы были в Дебальцеве?
ДМИТРИЙ ШЕРБАЧУК: Так точно.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Скажите, пожалуйста, как вы отступали?
ДМИТРИЙ ШЕРБАЧУК:Что, простите?
КОРРЕСПОНДЕНТ: Как вы отступали из Дебальцева, было ли окружение, как вы отходили?
ДМИТРИЙ ШЕРБАЧУК: Да, мы в Дебальцеве стояли в окружении около трех недель. А две недели мы были в окружении без командира батальона, без замполита и какого-либо руководства.
Дорога была отрезана со стороны Логинова в сторону Дебальцева-Артемовска. Мы стояли без воды, без еды, без ничего, пили воду из речки. Курили окурки, из пяти окурков делали один, вот так мы выживали.
Плюс ко всему этому было много раненых и убитых вокруг, они там штабелями лежали и никому не были нужны, так как дорога на Артемовск была закрыта. Плюс к этому, к сожалению, многие из раненых «трехсотых» превращались в «двухсотых». Нам удалось в один момент некоторых «двухсотых» погрузить, чтобы вывезти в Артемовск темными тропами, но из-за атаки их никто не вывез. До сих пор стоят в поле «двухсотые».
КОРРЕСПОНДЕНТ: Много там убитых?
ДМИТРИЙ ШЕРБАЧУК: Конечно. Там убитых – до 30 человек убитых там лежат. И то, что мы должны были выходить, можно так сказать, то, что говорят, что был плановый выход, это было плановое бегство, чтобы не попасть в котел, как в Иловайске. Мы знали, что трасса перекрыта, комбаты сбежали две недели назад и больше не появлялись - ни комбат, ни замполит. То, что мы звонили, что мы пробираемся, – они даже не пытались.
Как будто все равно – тут даже взрывы. Так можно жить и воевать как комбат с 35 лет до 60, без изъянов. А то, что мы бежали оттуда, – в последнюю минуту мы перешли в распоряжение 128 батальона – думали, будем держаться до последнего, но 128 батальон фактически нас кинул. Мы видели, что они выбираются, они в 12, а мы в 4 часа, и мы вынуждены были выбираться самостоятельно.
Сначала вроде выехали, а потом пошли обстрелы, начали бежать кто как может. Через реки, поля, озера, болота. Снега немного, мы им в дороге питались, потому что есть нечего было и не до этого было. Мы ели снег.
Но когда пробирались через реки и озера, по нам стреляли всеми патронами, что есть, так называемая Новороссия, наши братья из России, которые стреляли из гранатометов, минометов, танков, СПГ, что только ни использовали против нас. Но мы били, бежали, падали, вставали и дальше били. Но так как мы не знали дороги, мы плутали по полю.
Если по прямой брать, от Дебальцева до Артемовска 47 километров, и почти 47 километров мы шли полями. Вот ты идешь по ущелью туда, той же самой дорогой идешь назад. Когда переходили реки, никто не обращал внимания, промок или нет, но мы шли вперед. Тяжело было смотреть на поле, когда там много было убитых наших братьев.
К сожалению, когда мы шли через поле, завязался бой с сепарами. Их было пару десятков, нас было мало, так как мы боя не ожидали. И мы там на том поле потеряли двоих наших бойцов – Хотабыча, второго не помню, но дело не в этом. Когда мы сбились в кучу, я говорю, что может быть корректировщик, и мы стали рассасываться кто куда: за холмы, столбы, в ямки. Пули свистели, и мы бежали мелкими перебежками, жалко было потерь, еще двоих в плен взяли, как сказать, с нашего отделения, но не из нашего отделения – там не именно наш батальон, а все, кто смог прицепиться: 128, 30, 54, 13. Никто не разбирался, кто цеплялся, все хотели выжить и сбежать, потому что на наше руководство никто не надеялся.
И очень жалко, когда в поле лежало много трупов, и когда мы увидели, что в поле застрял наш БТР, и там были еще убитые люди, неизвестно, я надеюсь, что они лежат там и сейчас. Их ждут дома, чтобы похоронить, но наша власть об этом не думает, потому что они знали, что наша война была проигранной. Они знали, что использовали солдат не для того, чтобы защитить Украину, а для того, чтобы отстрелять Украину.
И вот пример, когда запахло керосином, командиры сбежали. Еще пример – они командовали секторами и не знали, где кто находится, где 25 батальон, где 128 батальон. Когда вычислили, где мы живем, по нам начали стрелять. Мы просили артиллерию помочь огнем, а они не могли помочь, потому что наступило перемирие. Люди гибнут возле нашего ангара, стали уже внутри трупы складывать.
Я не дам соврать, мой сослуживец тоже подтвердит эти слова, и эти слова могут подтвердить 98 процентов: трупы наши лежали уже в ангаре, потому что некуда было их девать.
Дата выхода в эфир 25 февраля 2015 года.