Когда на робкой зоре плейстоцена я трудился старшим ночным истопником при градоначальстве, я всегда говорил приходившим в мою подсобку людям, что им надо дорожить своей работой.
Заходит ко мне чин с державной печатью на лице, на котором ещё пять печатей, спрашивает у меня, неспешного мудреца, как, мол, как?!! жить-то?! когда кругом такое?! неблагодарствие со стороны начальства, утеснения со стороны колег и ненависть народных масс?!
А я, вытирая руки о ветошь, ему неспешно говорю, с выволокой в голосе, как дед мой говаривал: "Люби работу, она тебе заместо мамки..." И зажав папиросу в золотых (ну, не совсем так - там через один золотой, а через один - нержавейка) зубах, рассказывал какую-то поучительную историю в моральном ключе.
"Вот, например, Багдад", - говорил я, отхлёбывая из кружечки, - "К 19 веку сложилась в Багдаде какая-то непростая городская ситуация. Почти как в Самаре нашей, только попроще. Багдад он ведь как? Он входил в состав империи османов. Но правили в Багдаде мамелюки. Из грузин, преимущественно. Мудрый народ, я тебе скажу... И вот один из правителей Багдада, Дауд такой, он решил городом управлять красиво и размашисто. Для начала решил всё украсить самым шикарным образом. А где деньги взять? А с бизнеса, с бизнеса, родимый, откуда ж ещё брать? Империя-то турецкая, трубы нет, брызги от нефти не долетают, поэтому бизнес надо курочить. И стал Дауд курочить бизнес. Начал прямо с англичан, они там в Багдаде окопались и соки сосали из народа. Англичан взял штурмом, на деньги, которые случайно на английских развалинах нашлись, армию себе собрал, навроде добровольной народной дружины, только за деньги и с ружьями. Дружинники с ружьями стали служить очень хорошо, храбро, любо-дорого. Кормились с того, что грабили проезжающих. Город украсился необыкновенно! Потом проезжающие кончились. И Дауд послал в центр письмо, что, мол, деньги кончились, посоображайте там насчёт моего городского бюджета. Султан посоображал и послал в Багдад человечка одного, навроде как ревизора. Такие граждане в Турции назывались капчи - тайные убийцы с официальными корками от силовиков. Дауд штук пять этих капчи переловил, одного за другим. А на шестом понял, что с центром как-то не залаживается связь. Не хочет центр решать проблемы провинциального муниципального образования. А раз так, то Дауд объявил о своей независимоти от жестокого Стамбула и создал своё государство, которое назвал просто: "Счастливое Вавилонское царство".
И всё было бы славно, но только денег от этого не прибавилось, а горожане к этому вопросу крайне чувствительны и стали бухтеть. Вдобавок Стамбул направил Дауду сменщика - такого же, примерно, масштабного деятеля по имени Али. Али-то жизнь знал. Он теперь новый правитель Багдада, но в Багдаде об этом не знают, а те кто знает, готовят Али очень горячую встречу. Раздает дружинникам патроны. И Али собрал по дороге группу поддержки в 10 000 человек арабов, которым все равно куда было ехать лишь бы пожрать где найти. И с такой делигацией новый Али приехал к старому Дауду. А Дауд решил, что плоды его градоправительства не должны оставаться какому-то неместному. Не для того годы своей жизни тратил Дауд. И приказал Дауд открыть на Тигре и Ефрате шлюзы. Затопило всё очень качественно - до Мосула. Плюс полбагдада ушло под воду. А на сухой половине, конечно, начался какой-то мор, кругом же болото установилось. Горожане мрут от эпидемии, Дауд сидит в цитадели, тут и голод очень кстати начался - урожай-то смыло. Плюс Али посадил своих голодных арабов на плоты и осадил город. Внутри города Дауд и помирающие горожане, а вокруг города Али и помирающие арабы. В Стамбуле даже дыхание затаили, а ну как что кошмарное произойдёт? Не пострадает ли вертикаль власти?! Но произошла только саранча, людоедство, сжигание людей в домах, тысяч пять утопили в новом болоте, ничего такого уж очень страшного не произошло. Вертикаль выстояла. Просто ротация кадров по горизонтали имеет разные формы.
И так вот несколько месяцев обстановка разрешалась. Дауд в закопчёной цитадели, на улицах города голодные да собаки, вода в болоте загнила, небо со звёздами над головой, моральный закон внутри нас. И Али сидит в своей палатке и тоже как-то недоумевает. А уж как горожане удивлялись всему - словами не передать.
И Дауд, и Али писали в это время красивые стихи. Не для кого-то, для души. Обстановка способствовала.
Потом, конечно, Дауд сдался и ушёл в Стабул на повышение. А Али принялся реконструировать Багдад, для начала, взорвав оставшуюся в относительной целости после проглодавшихся арабов половину города.
Это во времена Пушкина было, чтоб тебе понятней было. Для нас с тобой -недавно. А закона о муниципальных образованиях не было - вот и плоды, понимаешь?!
Вот что значит власть и удержание власти. Вот что значит любить сво дело и не щадить себя... А ты расстраиваешься из-за какого-то вшивого уголовного дела. Ободрись и дерзай впредь. Люби работу, ты ведь её для людей, не для себя...слёзы, прочь! Верю в тебя!"
За такие беседы мне платили деньги и кормили в столовой.
> Ага, Лукьянеко, я уверен, плачет и кричит ночами от зависти.
Получает гонорары за публикации хер знает когда написанных книг на куче иностранных языков и плачет по ночам от зависти к Шемякину. Успешно и не напрягаясь продает каждую новую книгу много-многотысячными тиражами - и обратно плачет от зависти к Шемякину. Такой вот завистливый и чуждый логике человек Лукьяненко.
> Получает гонорары за публикации хер знает когда написанных книг на куче иностранных языков и плачет по ночам от зависти к Шемякину. Успешно и не напрягаясь продает каждую новую книгу много-многотысячными тиражами - и обратно плачет от зависти к Шемякину. Такой вот завистливый и чуждый логике человек Лукьяненко.
> Ответить
Не надо путать благополучие с талантом. Шемякин пишет лучше, потому что умнее, и ему не надо размазывать две-три банальных мысли на целую книгу, так как живёт не с этого.
Вы пошутили - я тоже посмеялся. Не надо тут вот этой серьезности монументальной. Нашел про кого философию разводить! Больше Шемякина и сравнить, что ли, не с кем?
> Нет просто констатация факта. Шемякин умён и пишет лучше, Лукьяненко глуп и пишет хуже.
Завидую черной завистью! Мне б научиться так спорить и аргументировать.
Фуякс! - и сразу же обозначил свою позицию, она же и будет единственной верной.
Фуякс, фуякс - и сразу же конкретные неоспоримые аргументы. И спорить больше не о чем.
А я чё-то все рефлексирую, сомневаюсь, боюсь навязать свое мнение...
> Завидую черной завистью! Мне б научиться так спорить и аргументировать.
> Фуякс! - и сразу же обозначил свою позицию, она же и будет единственной верной.
> Фуякс, фуякс - и сразу же конкретные неоспоримые аргументы. И спорить больше не о чем.
Этому я, кстати, у Лукьяненко научился. Такой безапелляционности.
> А я чё-то все рефлексирую, сомневаюсь, боюсь навязать свое мнение
С таким настроем тебя в телевизоре вместе с президентом не покажут.
> Лукьяненко частенько здесь постят. Как истину в последней инстанции.
Здесь много чего постят как истину в последней инстанции. Я бы не сказал, что по удельному весу цитирования Лукьяненко далеко здесь кого-то опережает. Но тебе видней, наверное - я особо не присматривался.
> Я бы не сказал, что по удельному весу цитирования Лукьяненко далеко здесь кого-то опережает.
Как литератора, то есть владеющего литературным слогом и размышляющего о насущном чаще всего именно его.
Ну, а тут Шемякин подвернулся. Вообще, Лукьяненко прекрасен - можно в любом треде про него заспорить с почитателями таланта. Этакий Гришковец от фантастики.
Сейчас, сейчас
Заходит ко мне чин с державной печатью на лице, на котором ещё пять печатей, спрашивает у меня, неспешного мудреца, как, мол, как?!! жить-то?! когда кругом такое?! неблагодарствие со стороны начальства, утеснения со стороны колег и ненависть народных масс?!
А я, вытирая руки о ветошь, ему неспешно говорю, с выволокой в голосе, как дед мой говаривал: "Люби работу, она тебе заместо мамки..." И зажав папиросу в золотых (ну, не совсем так - там через один золотой, а через один - нержавейка) зубах, рассказывал какую-то поучительную историю в моральном ключе.
"Вот, например, Багдад", - говорил я, отхлёбывая из кружечки, - "К 19 веку сложилась в Багдаде какая-то непростая городская ситуация. Почти как в Самаре нашей, только попроще. Багдад он ведь как? Он входил в состав империи османов. Но правили в Багдаде мамелюки. Из грузин, преимущественно. Мудрый народ, я тебе скажу... И вот один из правителей Багдада, Дауд такой, он решил городом управлять красиво и размашисто. Для начала решил всё украсить самым шикарным образом. А где деньги взять? А с бизнеса, с бизнеса, родимый, откуда ж ещё брать? Империя-то турецкая, трубы нет, брызги от нефти не долетают, поэтому бизнес надо курочить. И стал Дауд курочить бизнес. Начал прямо с англичан, они там в Багдаде окопались и соки сосали из народа. Англичан взял штурмом, на деньги, которые случайно на английских развалинах нашлись, армию себе собрал, навроде добровольной народной дружины, только за деньги и с ружьями. Дружинники с ружьями стали служить очень хорошо, храбро, любо-дорого. Кормились с того, что грабили проезжающих. Город украсился необыкновенно! Потом проезжающие кончились. И Дауд послал в центр письмо, что, мол, деньги кончились, посоображайте там насчёт моего городского бюджета. Султан посоображал и послал в Багдад человечка одного, навроде как ревизора. Такие граждане в Турции назывались капчи - тайные убийцы с официальными корками от силовиков. Дауд штук пять этих капчи переловил, одного за другим. А на шестом понял, что с центром как-то не залаживается связь. Не хочет центр решать проблемы провинциального муниципального образования. А раз так, то Дауд объявил о своей независимоти от жестокого Стамбула и создал своё государство, которое назвал просто: "Счастливое Вавилонское царство".
И всё было бы славно, но только денег от этого не прибавилось, а горожане к этому вопросу крайне чувствительны и стали бухтеть. Вдобавок Стамбул направил Дауду сменщика - такого же, примерно, масштабного деятеля по имени Али. Али-то жизнь знал. Он теперь новый правитель Багдада, но в Багдаде об этом не знают, а те кто знает, готовят Али очень горячую встречу. Раздает дружинникам патроны. И Али собрал по дороге группу поддержки в 10 000 человек арабов, которым все равно куда было ехать лишь бы пожрать где найти. И с такой делигацией новый Али приехал к старому Дауду. А Дауд решил, что плоды его градоправительства не должны оставаться какому-то неместному. Не для того годы своей жизни тратил Дауд. И приказал Дауд открыть на Тигре и Ефрате шлюзы. Затопило всё очень качественно - до Мосула. Плюс полбагдада ушло под воду. А на сухой половине, конечно, начался какой-то мор, кругом же болото установилось. Горожане мрут от эпидемии, Дауд сидит в цитадели, тут и голод очень кстати начался - урожай-то смыло. Плюс Али посадил своих голодных арабов на плоты и осадил город. Внутри города Дауд и помирающие горожане, а вокруг города Али и помирающие арабы. В Стамбуле даже дыхание затаили, а ну как что кошмарное произойдёт? Не пострадает ли вертикаль власти?! Но произошла только саранча, людоедство, сжигание людей в домах, тысяч пять утопили в новом болоте, ничего такого уж очень страшного не произошло. Вертикаль выстояла. Просто ротация кадров по горизонтали имеет разные формы.
И так вот несколько месяцев обстановка разрешалась. Дауд в закопчёной цитадели, на улицах города голодные да собаки, вода в болоте загнила, небо со звёздами над головой, моральный закон внутри нас. И Али сидит в своей палатке и тоже как-то недоумевает. А уж как горожане удивлялись всему - словами не передать.
И Дауд, и Али писали в это время красивые стихи. Не для кого-то, для души. Обстановка способствовала.
Потом, конечно, Дауд сдался и ушёл в Стабул на повышение. А Али принялся реконструировать Багдад, для начала, взорвав оставшуюся в относительной целости после проглодавшихся арабов половину города.
Это во времена Пушкина было, чтоб тебе понятней было. Для нас с тобой -недавно. А закона о муниципальных образованиях не было - вот и плоды, понимаешь?!
Вот что значит власть и удержание власти. Вот что значит любить сво дело и не щадить себя... А ты расстраиваешься из-за какого-то вшивого уголовного дела. Ободрись и дерзай впредь. Люби работу, ты ведь её для людей, не для себя...слёзы, прочь! Верю в тебя!"
За такие беседы мне платили деньги и кормили в столовой.