Евгения Курицына впилась в меня ненавидящим взглядом.
— Кто это? Что эта милицейская тварь здесь делает? Почему вы его впустили? Отрежьте ему уши и выбросьте наружу!
Я даже как-то остолбенел от этого взрыва эмоций и столь неожиданной кровожадности. И торопливо поднял руку:
— Простите! А что именно надо выбросить наружу? Отрезанные уши или меня?
— Юморист, — презрительно сказала Курицына. — Вертухай с потугами на интеллект… Валя, Игорь, Влад — я вами разочарована!
... Курицына фыркнула.
— Почему это должно меня смущать? Есть люди, интеллектуальные, прекрасные душой и телом, достойные возвышения. Перехода на новую ступень эволюции. А есть биоматериал в человеческом образе. Какая разница, пойдёт он на инъекции стволовых клеток ещё до рождения, на органы для трансплантаций в своей бессмысленной молодости, или, как теперь будет происходить, на возвышение элиты? Это самое правильное применение их никчёмных жизней.
— Так вы идейная… — в полной растерянности сказал я.
— Да!
— Идейная людоедка, — повторил я. — Социал-дарвинистка. Ну ничего себе. Вы хоть понимаете, что вас всех всё равно сейчас арестуют? Так или иначе. По-хорошему или по-плохому. С кровью или без.
... Я посмотрел на охранника. Крепкий молодой мужик. Самый обычный человек, коротко стриженный и гладко выбритый.
— Вы же слышали, что она сейчас произнесла, — сказал я. — Ваш наниматель сошла с ума. Вы понимаете, чего она хочет? Вы же не отмоетесь никогда, даже после смерти.
До этого мне казалось, что охранник вообще немой. Он не раскрывал рта, никак не реагировал на разговор.
Но тут он внезапно заговорил:
— Мир изменился, полицай. Надо приспосабливаться.
— Выбрось его наружу, — велела Курицына. — Прострели живот, ноги и выбрось, чтобы лежал у порога и орал.
— Могут начать стрелять, — озабоченно сказал охранник.
— Вытолкни, когда побежит — всади пару пуль в спину и скройся, — сказала женщина с таким торжеством, будто придумала что-то гениальное. — Не успеют. А успеют — какая разница? Возвысишься. Я тебе гарантирую.
Сейчас, сейчас
— Кто это? Что эта милицейская тварь здесь делает? Почему вы его впустили? Отрежьте ему уши и выбросьте наружу!
Я даже как-то остолбенел от этого взрыва эмоций и столь неожиданной кровожадности. И торопливо поднял руку:
— Простите! А что именно надо выбросить наружу? Отрезанные уши или меня?
— Юморист, — презрительно сказала Курицына. — Вертухай с потугами на интеллект… Валя, Игорь, Влад — я вами разочарована!
...
Курицына фыркнула.
— Почему это должно меня смущать? Есть люди, интеллектуальные, прекрасные душой и телом, достойные возвышения. Перехода на новую ступень эволюции. А есть биоматериал в человеческом образе. Какая разница, пойдёт он на инъекции стволовых клеток ещё до рождения, на органы для трансплантаций в своей бессмысленной молодости, или, как теперь будет происходить, на возвышение элиты? Это самое правильное применение их никчёмных жизней.
— Так вы идейная… — в полной растерянности сказал я.
— Да!
— Идейная людоедка, — повторил я. — Социал-дарвинистка. Ну ничего себе. Вы хоть понимаете, что вас всех всё равно сейчас арестуют? Так или иначе. По-хорошему или по-плохому. С кровью или без.
...
Я посмотрел на охранника. Крепкий молодой мужик. Самый обычный человек, коротко стриженный и гладко выбритый.
— Вы же слышали, что она сейчас произнесла, — сказал я. — Ваш наниматель сошла с ума. Вы понимаете, чего она хочет? Вы же не отмоетесь никогда, даже после смерти.
До этого мне казалось, что охранник вообще немой. Он не раскрывал рта, никак не реагировал на разговор.
Но тут он внезапно заговорил:
— Мир изменился, полицай. Надо приспосабливаться.
— Выбрось его наружу, — велела Курицына. — Прострели живот, ноги и выбрось, чтобы лежал у порога и орал.
— Могут начать стрелять, — озабоченно сказал охранник.
— Вытолкни, когда побежит — всади пару пуль в спину и скройся, — сказала женщина с таким торжеством, будто придумала что-то гениальное. — Не успеют. А успеют — какая разница? Возвысишься. Я тебе гарантирую.
(c) Лукьяненко, "КваZи", 2016