Что снится фронтовым разведчикам после войны?

> Потом прошло.

В зале было пусто. Только за одним столиком сидел, как обычно, Валентин Гаузер. Его я знал еще со времен войны. Мы были в одной роте. Однажды он под ураганным огнем принес мне на передовую письмо. Он думал, что оно от моей матери. Он знал, что я очень жду письма, так как матери должны были делать операцию. Но он ошибся. Это была рекламная листовка о подшлемниках из крапивной ткани. На обратном пути его ранило в ногу.

Он утверждал, что обязан торжественно отмечать свое счастье — то, что он уцелел на войне. И его не смущало, что с тех пор прошло уже несколько лет. Он заявлял, что такое счастье невозможно переоценить: сколько ни празднуй, всё мало. Он был одним из тех, кто необычайно остро помнил войну. Всё мы уже многое забыли, а он помнил каждый день и каждый час.

— От господина Гаузера.

Валентин кивнул мне из своего угла и поднял бокал.

— Тридцать первое июля семнадцатого года, Робби, — пробасил он.

Я кивнул ему в ответ и тоже поднял бокал.

(с) "Три товарища". Э.М. Ремарк.

Я не выдаю это за истину в последней инстанции.
Просто у каждого всё по-своему...
У меня однополчанин на гражданке уже делов таких наделал, что хоть святых выноси...