Вот как ты выглядишь, лепота!

Есть еще хорошее произведение!

Александр и Жозеф закричали от радости,
увидев Альбера. Забыв усталость, они бросились ему на шею.
— Ну, дружище, и заставил же ты нас тревожиться! Ты, надеюсь, цел и невредим?
Какие новости? Нашел ли ты воду? Говори!..
— Право, я и сам не знаю, — весело ответил Альбер, соскакивая на землю. — Во
всяком случае, набрел на нечто вроде деревушки. Мое появление вызвало
невероятную растерянность. Но поберегись-ка. Дело в том, что я загнал лошадь.
Сейчас она упадет. Смотри, как бы она тебя не задела, когда начнутся судороги.
Хороню, что мы тогда ее не убили, потому что она здорово мне послужила. Но она
окажет нам еще одну услугу. Вы, вероятно, умираете от жажды, как я понимаю.
— В буквальном смысле слова. У меня нет сил говорить. Виски у меня сжало, как
клещами.
— Ну вот, я и привез вам попить.
— Правда?
— Конечно, правда! Питье не очень вкусное, но что уж там — в темноте пить можно.
А я пил и днем.
— Оттого ты так весел?.. Давай!
— Пожалуйста. Но должен тебе объяснить…
— Никаких объяснений. Давай скорей. Я выпью все. Даже если это кровь.
— Вот ты сам все и сказал. В Мексике, на Соноре, мы всегда так делали. Мне не
раз случалось в подобных обстоятельствах пустить кровь лошади и пить прямо из
вены, превозмогая отвращение. Только что я вскрыл шейную вену этому бедному
буцефалу[83], прильнул ртом к ране и напился. Это меня сразу подкрепило. Я
наложил перевязку из шипов мимозы, и кровотечение приостановилось. Надо извлечь
шип, и кровь потечет снова. Тогда можно будет пить. Конечно, противно до тошноты,
но ничего не поделаешь. Сейчас я ей свяжу ноги… Готово. Ты нашел?
— Не могу… Не могу пить… кровь.
— Торопись… Она подыхает… Видишь, она уже хрипит!..
Его преподобие лежал на животе, уткнувшись лицом в песок, но не пропустил ни
одного слова из советов Альбера. Он встал, шатаясь подошел к лошади, которая уже
агонизировала, обнял ее за шею и стал пить ее кровь, как вампир. Наконец он
оторвался, заткнул рану пальцем и, обернув измазанное кровью лицо к Жозефу,
сказал ему глухим голосом:
— Ваша очередь. Еще не поздно.
Каталонец колебался секунду. Лошадь сделала резкое движение, палец лжемиссионера
соскользнул с надреза, и длинная красная струя пролилась на землю. Альбер прижал
голову лошади коленом:
— Да пей же… Кровь уходит, а это ваша жизнь!.. Она уходит из ваших жил…
Жозеф, преодолевая отвращение, долгими глотками пил ужасный напиток и сделал
знак Александру, но тот мотнул головой в знак отказа.
— Нет, я никогда не смогу, — пробормотал он с неописуемым отвращением.
— Но подумай, малокровные женщины и дети ходят на скотобойни и стаканами пьют
кровь только что зарезанных животных!..
— Возможно! Но что касается меня… Мастер Виль, пейте, если вам угодно.
Полицейский не заставил повторить это приглашение. Он тоже прильнул ртом к ране,
и обескровленное животное забилось в судорогах. Это было как бы последнее
возмущение жизни против смерти, последняя дрожь, последний хрип. Кровь перестала
течь. Благородное животное было мертво. Оно отдало свою кровь, чтобы спасти
четырех человек.
— Бедная лошадка! — сказал Александр, расчувствовавшись. — Если она даже и была,
сама того не зная, виновата перед нами, она искупила свою вину.