Во время гражданской войны в Испании некоторых захваченных в плен республиканцев истязали современным искусством. В камерах висели копии картин Сальвадора Дали и Василия Кандинского. Кровати в камерах делали под углом в 20 градусов так, что на них практически невозможно было спать. В пол были вмонтированы кирпичи, мешавшие заключенным ходить по камере. Также были принудительные просмотры фрагменты фильма «Андалузский пес» (с разрезанием глаза) – современное искусство было объявлено франкистским режимом «дегенеративным».
А представь себя в одиночной камере наедине с его картинами.
ПМСМ сначала будет прикольно, потом не прикольно, потом совсем не прикольно, а по концовке для тебя прикольным станет весь мир, и ты сам для мира тоже станешь прикольным!!!
Да, но времени понадобится больше... и что такого супер-необычного, что начнёшь бояться морей-океанов? Переезжай жить в горы и проблема решена! А вот 100 метровые слоны на ножках-спичках - это уже серьёзно!!!
Я и сейчас в горах живу ))))
Сойдёмся на том, что в одиночной камере совсем не прикольно. Хоть со стекающими часами хоть с 6-ю портретами Ленина на рояле.
Сперва в этой комнате Марку стало легче. Он увидел длинный стол, как
для заседаний, восемь-девять стульев, какие-то картины и, что удивительно,
стремянку. Окон снова не было, а свет поистине напоминал дневной, таким он
был серым и холодным. Не было и камина, и казалось, что в комнате очень
холодно.
Наблюдательный человек заметил бы, что все немного смещено. Марк
почувствовал что-то, но причину понял не сразу. Дверь направо от него была
не совсем посередине стены и казалась чуточку кривой. Он начал искать, с
какой же точки это впечатление пропадает, но ему стало страшно, и он
отвернулся.
Тогда он увидел пятна на потолке. Не от сырости, настоящие черные
пятна, разбросанные там и сям по бледно-бурому фону. И не так уж много,
штук тридцать... а, может, все сто? Он решил не попадаться в ловушку, не
считать их. Но его раздражало, что они расположены без всякого порядка. А
может, он есть? Вон там, справа, пять штук... Да, какой-то рисунок
проступает. Потому это все так и уродливо, что вроде проступает, а вроде и
нет... Тут Марк понял, что это еще одна ловушка, и стал смотреть вниз.
Пятна были и на столе, только белые. Не совсем круглые. Кажется, они
были разбросаны так же, как и те, на потолке. Или нет? Ах, вон оно что!
Сейчас, сейчас... Рисунок такой же, но не везде. Марк снова одернул себя,
встал и принялся рассматривать картины.
Некоторые из них принадлежали к школе, которую он знал. Был среди них
портрет девицы, разинувшей рот, который всплошную порос изнутри густыми
волосами, и каждый волос был выписан с фотографической точностью, хоть
потрогай. Был большой жук, играющий на скрипке, пока другой жук его ест, и
человек с пробочниками вместо рук, купающийся в мелком, невеселой окраски
море, под зимним закатным небом. Но больше было других картин. Сперва они
показались Марку весьма обычными, хотя его и удивило, что сюжеты их,
главным образом - из Евангелия. Только со второго или третьего взгляда он
заметил, что фигуры стоят как-то странно. И кто это между Христом и
Лазарем? Почему под столом Тайной Вечери столько мелких тварей? Только ли
из-за освещения каждая картина похожа на страшный сон? Когда Марк задал
себе эти вопросы, обычность картин стала для него самым страшным в них.
Каждая складка, каждая колонна значили что-то, чего он понять не мог.
Перед этим сюрреализм казался просто дурачеством. Когда-то Марк слышал,
что "крайнее зло невинно для непосвященных", и тщетно пытался это понять.
Теперь он понял.
Отвернувшись от картин, он снова сел. Он знал, что никто не
собирается свести его с ума в том смысле, в каком он, Марк, понимал эти
слова прежде. Фрост делал то, что сказал. Комната эта была первым классом
объективности - здесь начиналось уничтожение чисто человеческих реакций,
мешавших макробам. Дальше пойдет другое - он будет есть какую-нибудь
мерзость, копаться в крови и грязи, выполнять ритуальные непристойности. С
ним ведут себя честно: ему предлагают то же самое, что прошли и они, чтобы
отделиться от всех людей. Именно так Уизер стал развалиной, а Фрост -
твердой сверкающей иглой.
А вот не положены тебе книжки в одиночке (если ты, конечно не БольшаяШишкаМировойРеволюции). И шашки/шахматы не положены. И даже лежать на коечке после общего подъёма не положено. Вообще нифига не положено.
Для тренировки попробуй просидеть хотя бы сутки в шкафу.
Хотя я конечно не эксперт. Лучше у Шайтана поинтересуйся.
> Для тренировки попробуй просидеть хотя бы сутки в шкафу.
Я люблю оставаться один. Регулярно тренировался ранее.
Если ты так жить не можешь, чтоб с кем-нибудь не поболтать, то есть строго противоположные люди.
И вообще я мизантроп, по большей части.
> Я люблю оставаться один. Регулярно тренировался ранее.
Однажды работал сторожем в садоводстве. За всю зиму встретил человек 10, не более. Это при том, что было чем заняться (чего не будет в одиночке), была нормальная еда (её в одиночке тоже не будет), было радио и книжки, было пространство для прогулок и прочее и прочее... Особо не страдал, но когда наконец попал к людям аж сам с себя оффигел - какой я болтливый стал.
Сейчас, сейчас
Во время гражданской войны в Испании некоторых захваченных в плен республиканцев истязали современным искусством. В камерах висели копии картин Сальвадора Дали и Василия Кандинского. Кровати в камерах делали под углом в 20 градусов так, что на них практически невозможно было спать. В пол были вмонтированы кирпичи, мешавшие заключенным ходить по камере. Также были принудительные просмотры фрагменты фильма «Андалузский пес» (с разрезанием глаза) – современное искусство было объявлено франкистским режимом «дегенеративным».