Раннее воскресное утро.
Граф Шкуро с удовлетворением услышал с конюшни вопли поротых за недоимки крестьян.
По голубому небу очень высоко пролетел самолет, вероятно французского производства.
Начиналось обычное воскресное утро в усадьбе, 22 июня 1941-го года...
Весна опять пришла, и лучики тепла
Доверчиво ползут в мой будуар.
Все было, как вчера –
Эклеры и икра,
Курсистки и сиреневый бульвар.
Альбомы ворошил и вспомнил, как грешил
С графинею, что волновала кровь, -
Зазвал на сеновал
и ручки целовал –
Такая вот дворянская любовь.
Вокзал де Сен-Лазар, ветер северный,
Плацкартом до Шабли, все потеряно,
В ушах французской булки хруст.
Балы и юнкера – упоительны,
Лакеи, кучера – омерзительны,
Не канделябр корнета губит,
А волнительная грусть.
Там за окном светло, пейзаночка с веслом
Стоит, мерзавка, будоража плоть.
Я радуюсь, что здесь
Эстетству место есть,
Но на конюшне некого пороть…
Отдельный кабинет, девы-куколки,
Злаченый эполет, пряжки-пуговки
В немытых лапах мужичья!
Поеду отдохну в Баден-Баден я,
И по тебе всплакну, жизнь коварная,
Моя несчастная Рассея,
Горемычная моя!
Сейчас, сейчас
Граф Шкуро с удовлетворением услышал с конюшни вопли поротых за недоимки крестьян.
По голубому небу очень высоко пролетел самолет, вероятно французского производства.
Начиналось обычное воскресное утро в усадьбе, 22 июня 1941-го года...
Весна опять пришла, и лучики тепла
Доверчиво ползут в мой будуар.
Все было, как вчера –
Эклеры и икра,
Курсистки и сиреневый бульвар.
Альбомы ворошил и вспомнил, как грешил
С графинею, что волновала кровь, -
Зазвал на сеновал
и ручки целовал –
Такая вот дворянская любовь.
Вокзал де Сен-Лазар, ветер северный,
Плацкартом до Шабли, все потеряно,
В ушах французской булки хруст.
Балы и юнкера – упоительны,
Лакеи, кучера – омерзительны,
Не канделябр корнета губит,
А волнительная грусть.
Там за окном светло, пейзаночка с веслом
Стоит, мерзавка, будоража плоть.
Я радуюсь, что здесь
Эстетству место есть,
Но на конюшне некого пороть…
Отдельный кабинет, девы-куколки,
Злаченый эполет, пряжки-пуговки
В немытых лапах мужичья!
Поеду отдохну в Баден-Баден я,
И по тебе всплакну, жизнь коварная,
Моя несчастная Рассея,
Горемычная моя!