В философе Иване Ильине мы встречаемся с почти карикатурной попыткой создания бравурной версии русского национализма, успешно обходящей все сколько-нибудь важные и существенные темы, принципиальные для выяснения возможности русской философии, и подменяющей вопрошание и выявление болевых точек потоком право-консервативного сознания, копирующего клише европейского национализма применительно к русскому обществу. Такого общества, о котором пишет Иван Ильин, находясь в эмиграции, никогда не существовало, не существует и не может существовать: речь идет о нормативной пруссаческой грезе, желающей представить Россию четко работающим социальным механизмом германского типа – с отлаженной моралью, звонким официозным патриотизмом, конвенциальной религиозностью и психической упорядоченностью. В результате такой конструкции из поля зрения Ильина выпадает все сколько-нибудь значимое для России содержание – здесь ничего не сообщается ни о западническом полюсе, фокусе В (который с порога отметается как несуществующий), ни о специфике архаического полюса, ни о фокусе А (который вообще оставляется без внимания), ни о герменевтическом эллипсе, который должен был бы у всякого нормального русского человека вызывать, как минимум, гнетущее беспокойство (у Ильина он почему-то ничего не вызывает). Своим невежественным апломбом и казенным «национализмом» И. Ильин, возможно, обязан матери-немке Каролине Луизе Швейкерт фон Штадион.
Свои философские тексты И. Ильин строит в духе персонажа повести Н.С.Лескова «Железная воля» (66) Гуго Карловича Пекторалиса, «выписанного в Россию вместе с машинами». В них есть «железная воля» борьбы с коммунизмом до последнего дыхания, без какого бы то ни было понимания как природы советского режима, так и причин, приведших к падению монархии и к Октябрьской революции, равно как и понимания структуры русского общества. И. Ильин «аккуратно и бесталанно» (словами Н. С. Лескова о Гуго Пекторалисе), механически воспроизводит русский национализм, патриотизм и бравый монархизм, умудряясь пройти мимо всех содержательных сторон русской истории, которая осуществляется на его глазах, при его участии и с его помощью. Так как в таком чисто немецком казенном мышлении нет ничего русского, мы без большого ущерба оставляем его тексты и теории без рассмотрения.
Статус придворного мыслителя скорректировал поток сознания. Появилась задача пояснить, чем любимый философ Темнейшего ценен для страны.
Плюс, всё-таки ребенок у человека погиб, кто знает, может отразилось.
Ильина читал только «Основы художества. О совершенном в искусстве», это произведение ценю, но видимо во всём быть докой у него не вышло. Бывает. Герцен тоже за поляков топил и ёрничал по поводу обстрела города Одессы англо-французской эскадрой, но Герценым он после этого не перестал быть. #ильинотред
Какой тезис он выдаст в итоге - это чисто от коньюнктуры зависит.
Ловить его на словах это как Пауку предьявлять, что ацкий угар во мгле ада, например, тащемта противоречит каким то еще его словам.
То, что сейчас он скорее правую повестку толкает - ну так сложились звезды.
Всегда складывалось такое ощущение, что Дугин скорее некий дискордианец, нежели определенно правый или левый, государственник или либертарианец.
Егор Летов о философе Александре Дугине:
"
А еще была история: жили мы как-то у Курехина - Дугин, я и Нюрыч. Мы просыпаемся, я открываю форточку, Дугин задумчиво лежит на кровати, спрашивает: "А вот где у нас Омск находится?" Я говорю: "Ну, где: на югах Сибири. Рядом с Казахстаном". - "Казахстан рядом у вас? А что если казахи ветер отравили? Они же могут ветер отравить! Ну-ка, срочно форточку закрой: ветер отравленный!" Причем, на полном серьезе: испугался страшно, начал по комнате ходить. "Казахи, блин, ветер отравили - как же я пойду? Так оно и есть, точно. Я знаю, у них есть камышовые люди. У них есть озеро Балхаш, и там в больших количествах растет тростник, камыш. И там живут тростниковые, камышовые люди, которые никогда не высовываются, только через трубочку дышат". Потом еще подумал, подумал и говорит: "А посередине Балхаша есть огромный остров, где живет гигантский, исполинский кот, которому все они поклоняются". Это курехинские дела, однозначно. Откуда ему еще такое взять? Говорит: "Блин, камыш! Камышовые люди кругом, что же делать? Они же нашествие могут устроить! Это ведь все - нам тогда конец! Если камышовые люди вылезут - и на нас полезут со своим котом! А кот огромный, три метра ростом!
"
> жили мы как-то у Курехина > "А вот где у нас Омск находится
Так у Курехина или в Омске? Если у Курехина, то при чем тут Омск и Казахстан, а если в Омске, то при чем тут "у Курехина"?
Игорь Федорыч тоже тот еще психонавт был.
Не хуже Дугина.
Во что нашёл:
"
Сяржук Канае? скі, Менск, Беларусь.
Егор, пролей, пожалуйста, свет на чудовищную историю с пятиэтажным камышовым котом им. С. Курёхина, которого казахи оснастили запасом ядовитых газов и отправили в столицу, чтобы уничтожить Дугина.
— Авторство истории принадлежит самому Дугину, который однажды утром, проснувшись с тяжелого похмелья, стал расспрашивать нас с моей бывшей женой, далеко ли Омск от Казахстана. На ответ, что рядом, неожиданно страшно обеспокоился. Стал представлять, как казахи могут нагадить, если захотят. Неожиданно его осенило: могут отравить ветер! После чего наглухо запер все форточки и впал в некую прострацию и стал нас пугать историями о неких камышовых людях, которые живут вокруг Балхаша, о их культуре, обычаях, религиозных практиках, и дошел до того, что в некий момент посреди озера возник у него остров, на котором живет исполинский кот (2 метра в высоту), которому поклоняются эти люди и готовы идти за него беспощадной войной на все человечество. В некий момент образ людей и кота стал столь зрим и ощутим, что Дугин страшно испугался, залез под одеяло и отказался выходить из дома, хотя в этот день у него была назначена встреча с избирателями.
" [censored]
Сейчас, сейчас
В философе Иване Ильине мы встречаемся с почти карикатурной попыткой создания бравурной версии русского национализма, успешно обходящей все сколько-нибудь важные и существенные темы, принципиальные для выяснения возможности русской философии, и подменяющей вопрошание и выявление болевых точек потоком право-консервативного сознания, копирующего клише европейского национализма применительно к русскому обществу. Такого общества, о котором пишет Иван Ильин, находясь в эмиграции, никогда не существовало, не существует и не может существовать: речь идет о нормативной пруссаческой грезе, желающей представить Россию четко работающим социальным механизмом германского типа – с отлаженной моралью, звонким официозным патриотизмом, конвенциальной религиозностью и психической упорядоченностью. В результате такой конструкции из поля зрения Ильина выпадает все сколько-нибудь значимое для России содержание – здесь ничего не сообщается ни о западническом полюсе, фокусе В (который с порога отметается как несуществующий), ни о специфике архаического полюса, ни о фокусе А (который вообще оставляется без внимания), ни о герменевтическом эллипсе, который должен был бы у всякого нормального русского человека вызывать, как минимум, гнетущее беспокойство (у Ильина он почему-то ничего не вызывает). Своим невежественным апломбом и казенным «национализмом» И. Ильин, возможно, обязан матери-немке Каролине Луизе Швейкерт фон Штадион.
Свои философские тексты И. Ильин строит в духе персонажа повести Н.С.Лескова «Железная воля» (66) Гуго Карловича Пекторалиса, «выписанного в Россию вместе с машинами». В них есть «железная воля» борьбы с коммунизмом до последнего дыхания, без какого бы то ни было понимания как природы советского режима, так и причин, приведших к падению монархии и к Октябрьской революции, равно как и понимания структуры русского общества. И. Ильин «аккуратно и бесталанно» (словами Н. С. Лескова о Гуго Пекторалисе), механически воспроизводит русский национализм, патриотизм и бравый монархизм, умудряясь пройти мимо всех содержательных сторон русской истории, которая осуществляется на его глазах, при его участии и с его помощью. Так как в таком чисто немецком казенном мышлении нет ничего русского, мы без большого ущерба оставляем его тексты и теории без рассмотрения.