Капитализьм тут ни при чем. Актер это такой человек, который изображает из себя на экране других человеков. Скажут сыграть героя - сыграет героя, скажут сыграть подонка - сыграет подонка. Ну если талант есть. Если таланта нет - сыграет сам себя, как Ахеджакова, например.
Утро окончательно заползло в окошко и оживило замурованных мух, судьба
считывала дни по затасканному списку, и комендант города Н., замшелый майор,
чувствовал себя как-то печально, как, может быть, чувствует себя отслужившая
картофельная ботва.
Его волосы, глаза, губы-скулы, шея-уши, руки-ноги - все говорило о том,
что ему пора: либо удавиться, либо демобилизоваться. Но демобилизация,
неизбежная, как крах капитализма, не делала навстречу ни одного шага, и дни
тянулись, как коридоры гауптвахты, выкрашенные шаровой краской, и капали,
капали в побитое темечко.
Комендант давно был существом круглым, но все еще мечтал, и все его
мечты, как мы уже говорили, с плачем цеплялись только за ослепительный подол
ее величества мадам демобилизации.
Дверь - в нее, конечно же, постучали - открылась как раз в тот момент,
когда все мечты коменданта все еще были на подоле, и комендант, очнувшись и
оглянувшись на своего помощника, молодого лейтенанта, стоящего тут же,
вздохнул и уставился навстречу знакомым неожиданностям.
- Прошу разрешения, - в двери возник заношенный старший лейтенант,
который, потоптавшись, втащил за собой солдата, держа его за шиворот, - вот,
товарищ майор, пьет! Каждый день пьет! И вообще, товарищ майор...
Голос старлея убаюкал бы коменданта до конца, продолжайся он не пять
минут, а десять.
- Пьешь? А, воин-созидатель? - комендант, тоскливо скуксившись,
уставился воину в лоб, туда, где, по его разумению, должны были быть явные
признаки Среднего образования.
"Скотинизм", - подумал комендант насчет того, что ему не давали
демобилизации, и со стоном взялся за обкусанную телефонную трубку: слуховые
чашечки ее были так стерты, как будто комендант владел деревянными ушами.
- Москва? Министра обороны... да, подожду...
Помощник коменданта - свежий, хрустящий, только с дерева лейтенант - со
страхом удивился, - так бывает с людьми, к которым на лавочку, после обеда,
когда хочется рыгнуть и подумать о политике, на самый краешек подсаживается
умалишенный.
- Министр обороны? Товарищ маршал Советского Союза, докладывает майор
Носотыкин... Да, товарищ маршал, да! Как я уже и докладывал. Пьет!.. Да...
Каждый день... Прошу разрешения... Есть... Есть расстрелять... По месту
жительства сообщим... Прошу разрешения приступить... Есть...
Комендант положил трубку.
- Помощник! Где у нас книга расстрелов?.. А-а, вот она... Так...
фамилия, имя, отчество, год и место рождения... домашний адрес...
национальность... партийность... Так, где у нас план расстрела?
Комендант нашел какой-то план, потом он полез в сейф, вытащил оттуда
пистолет, передернул его и положил рядом.
Помощник, вылезая из орбит, затрясся своей нижней частью, а верхней -
гипнозно уставился коменданту в затылок, в самый мозг, и по каплям
наполнялся ужасом. Каждая новая капля обжигала.
- ...Так... планируемое мероприятие - расстрел... участники... так,
место - плац, наглядное пособие - пистолет Макарова, шестнадцать патронов...
руководитель - я... исполнитель... Помощник! Слышь, лейтенант, сегодня твоя
очередь. Привыкай к нашим боевым будням! Расстреляешь этого, я уже
договорился. Распишись вот здесь. Привести в исполнение. Когда шлепнешь
его...
Комендант не договорил: оба тела дробно рухнули впечатлительный
лейтенант - просто, а солдат - с запахом.
Комендант долго лил на них из графина с мухами.
Его уволили в запас через месяц. Комендант построил гауптвахту в
последний раз и заявил ей, что, если б знать, что все так просто, он бы
начал их стрелять еще лет десять назад. Пачками.
Сейчас, сейчас