Йо-хо-хо! На абордаж!! Три тысячи чертей мне в брюхо!!!
"Кто готов судьбу и счастье
С бою брать своей рукой,
Выходи корсаром вольным
На простор волны морской!
Нож на помощь пистолету -
Славный выдался денёк!
Пушка сломит их упрямство,
Путь расчистит нам клинок.
Славь, корсар, попутный ветер,
Славь добычу и вино!
Эй, матрос, проси пощады,
Капитан убит давно!
Ветер воет, море злится,-
Мы, корсары, не сдаём.
Мы - спина к спине - у мачты,
Против тысячи вдвоём!
Славь захваченное судно,
Тем, кто смел, сдалось оно.
Мы берём лишь груз и женщин,
Остальное всё - на дно!
Ветер воет, море злится,-
Мы, корсары, не сдаём.
Мы - спина к спине - у мачты,
Против тысячи вдвоём!"(с)
> буксирный конец может попасть, в данном случае, под кормовую оконечность
Прошу развернуть мысль. Не представляю как такое вообще возможно?
(Понимаю: раз случилось, то - СМОГЛИ ))), но что именно там произошло - не понятно)
под кормовую оконечность которого судна?
Для попадания буксирного конца под барк, Крузенштерн должен двигаться БЫСТРЕЕ буксира!
И то он попадет сначала под НОСОВУЮ часть.
На мой взгляд(судя по описанию) произошло следующее:
1) буксир тянул барк на выход из порта
2) в какое-то время Крузенштерн набрал ход (видимо, поставил паруса) и стал опережать буксир
3) буксир не отцепил буксировочный трос от своих кормовых кнехт(или чем он там зацепляет чтоб тащить)
4) здоровенный барк на ходу развернул этот буксир кормой вперед и потащил за собой. "на буксире" ))))
5) корма у буксиров низкая, волны перехлестнулись через борт и буксир утопило на скорости.
У этой версии есть вопросы:
- Что так разогнало Крузенштерн? (это он под парусами так рванул???)
- Почему он начал разгон ДО отцепления буксирного троса?
- Почему отпустили?
Петр Тизенгаузен, молодой дворянин из мелкопоместных, был с придурью.
Еще в детстве его одолевали всякие идеи: то затеет вертеть дырку до центра земли и обрушит летний нужник; то возьмется изучать самозарождение мышей в грязном белье и увидит слишком много интересного; то задумается, чего люди не летают, и после ковыляет с ногой в лубках. Когда Петр наконец вырос и озаботился вопросами попроще, а именно, почто у девок сиськи и как от вина шумит в голове, родители юного Тизенгаузена заметно воспряли духом.
Но годам к восемнадцати, когда все ему стало окончательно ясно, понятно, доступно, а от этого как-то пресно, Петру нечто особенное вступило в голову.
От скуки Тизенгаузены держали парусную шнягу, на которой в ясную погоду гуляли по Волге-матушке под гармошку и самовар с баранками. Шняга была верткая, легкая, быстрая, не боялась волны, прелесть суденышко. На ней даже стояла пушчонка для потешной стрельбы, из разряда тех, которые пищалью назвать уже нельзя, а орудием еще совестно.
И вот на эту шнягу Петр Тизенгаузен вдруг зачастил.
"Кто готов судьбу и счастье
С бою брать своей рукой,
Выходи корсаром вольным
На простор волны морской!
Нож на помощь пистолету -
Славный выдался денёк!
Пушка сломит их упрямство,
Путь расчистит нам клинок.
Славь, корсар, попутный ветер,
Славь добычу и вино!
Эй, матрос, проси пощады,
Капитан убит давно!
Ветер воет, море злится,-
Мы, корсары, не сдаём.
Мы - спина к спине - у мачты,
Против тысячи вдвоём!
Славь захваченное судно,
Тем, кто смел, сдалось оно.
Мы берём лишь груз и женщин,
Остальное всё - на дно!
Ветер воет, море злится,-
Мы, корсары, не сдаём.
Мы - спина к спине - у мачты,
Против тысячи вдвоём!"(с)