В юности я был антисоветчиком. Таким, в общем, ярым. И большинство моих товарищей — тоже. Кто-то декларировал это, кто-то — нет, но по умолчанию мы все были «против». Мы смеялись над Брежневым, ругали «совок», считали, что условный «Запад» — это единственная территория, на которой можно жить нормальному человеку.
Я, мой товарищ Витя Цой, Панкер, Пиночет, Свин — Андрей Панов, сын известного артиста балета Валерия Панова, эмигрировавшего в Израиль...
Мы были одной веселой теплой компанией, которую сейчас бы назвали «оппозицией».
Мы презирали всё советское и слушали Sex Pistols. Тогда мы не знали, что Джонни Роттен хотел эмигрировать из Англии в ГДР, но его не взяли, убоявшись слишком, по меркам восточных немцев, экстремального облика и невнятной репутации. Не знали, что Роттен, лидер лучшей в мире панк-группы Sex Pistols, — совершеннейший социалист, искренне ненавидящий капиталистическое общество, в котором он вырос и которое всячески высмеивал и даже оскорблял. До того, что многократно был нещадно бит — и полицией, и ребятами из британских спецслужб, и добропорядочными англичанами в пивных.
Мы многого не знали, не хотели знать и не верили тому, отголоски чего до нас доносились. О том, что весь панк-рок, казавшийся нам олицетворением «западной свободы» — панк-рок тех лет, конечно, — имеет устойчивый крен в социалистическую идеологию. Что панк-рок — самое политизированное направление в рок-музыке. Мы всё это игнорировали.
Высмеивание и презрение ко всему, что происходило в СССР, не помешало, однако, лично мне окончить школу, получив очень разносторонние знания — благодаря изумительной, как я сейчас понимаю, школьной программе, во многом заимствованной из гимназических курсов дореволюционной эпохи.
Не помешало — я ведь воспринимал это как должное — отдыхать много лет подряд в пионерском лагере в Усть-Нарве и с родителями в Крыму. Не помешало бесплатно отучиться в двух институтах. Без проблем устраиваться на работу и зарабатывать по тем временам вполне приличные деньги...
Не помешал мне «социалистический режим» играть в «подпольной группе» «Кино» вместе с моими друзьями Витей Цоем и Олегом Валинским, ныне — начальником Октябрьской железной дороги, а тогда — плотным, кудрявым барабанщиком...
Записываться на «подпольной студии» Андрея Тропилло, которая только в музыкальных журналах до сих пор называется «подпольной», а на самом деле являлась бесплатным кружком в Доме пионеров и школьников на Охте, в которой обучались ребята, мечтающие стать звукорежиссерами. И адрес этой студии был широко известен. Как и адрес, собственно, Дома пионеров.
Всё это не помешало мне с радостью принять 1991 год. О чем я сейчас вспоминаю без стыда, но с ужасом. Чего стыдиться собственной глупости? Ее нужно изживать. Принять, понять — и постараться больше в нее не впадать. Как-то подрасти, что ли. Пора уже.
У меня это получилось довольно поздно. К началу 2000-х.
Век живи — век учись. Мне не стыдно. Лучше поздно, чем никогда.
С Джонни Роттеном я встречался лет шесть назад, когда у Sex Pistols был последний мировой тур — воссоединение. Они играли в Санкт-Петербурге, в «Юбилейном», а потом мы с Роттеном катались на кораблике по Неве. Я, Панкер и масса наших друзей и знакомых. Говорили с Джонни — он по-прежнему социалист и по-прежнему клял Европу — а заодно и капиталистическую уже Россию.
Любопытно. Я привык, что Россию нынешнюю проклинают либералы-оппозиционеры, условно говоря, кричащие о том, что «мало капитализма», что «капитализм не тот», не правильный… Что нужно «все как в Европе»… «Ценности»…
Роттен же как от огня от этих ценностей бежит, и нам все говорил, что не ценности это никакие, а дешевый и страшный развод… Да мы и сами уже все понимали. А сейчас понимаем еще больше. Вот такая была встреча с кумиром юности. Не сказать, чтобы печальная, нет. Было весело. Но странно.
Все повернулось на сто восемьдесят градусов. И мы снова с Роттеном, и снова против. Против «европейских ценностей». Удивительные вещи делает время.
> -"Заводы открываются? Да" > Пиздит. Привет с большого бодуна.
Он с производством никак не связан, возможно, читает сделано у нас. Ну или подобное, где все открывается. Многие читают. Многие и тут на вотт.
Всегда приятно, когда открылось пара заводов на 200 человек рабочих мест в сумме, но при этом закрылось 200 заводов на 5000-40000 человек каждый, про которые не пишут.
Сейчас, сейчас
надзор »
В юности я был антисоветчиком. Таким, в общем, ярым. И большинство моих товарищей — тоже. Кто-то декларировал это, кто-то — нет, но по умолчанию мы все были «против». Мы смеялись над Брежневым, ругали «совок», считали, что условный «Запад» — это единственная территория, на которой можно жить нормальному человеку.
Я, мой товарищ Витя Цой, Панкер, Пиночет, Свин — Андрей Панов, сын известного артиста балета Валерия Панова, эмигрировавшего в Израиль...
Мы были одной веселой теплой компанией, которую сейчас бы назвали «оппозицией».
Мы презирали всё советское и слушали Sex Pistols. Тогда мы не знали, что Джонни Роттен хотел эмигрировать из Англии в ГДР, но его не взяли, убоявшись слишком, по меркам восточных немцев, экстремального облика и невнятной репутации. Не знали, что Роттен, лидер лучшей в мире панк-группы Sex Pistols, — совершеннейший социалист, искренне ненавидящий капиталистическое общество, в котором он вырос и которое всячески высмеивал и даже оскорблял. До того, что многократно был нещадно бит — и полицией, и ребятами из британских спецслужб, и добропорядочными англичанами в пивных.
Мы многого не знали, не хотели знать и не верили тому, отголоски чего до нас доносились. О том, что весь панк-рок, казавшийся нам олицетворением «западной свободы» — панк-рок тех лет, конечно, — имеет устойчивый крен в социалистическую идеологию. Что панк-рок — самое политизированное направление в рок-музыке. Мы всё это игнорировали.
Высмеивание и презрение ко всему, что происходило в СССР, не помешало, однако, лично мне окончить школу, получив очень разносторонние знания — благодаря изумительной, как я сейчас понимаю, школьной программе, во многом заимствованной из гимназических курсов дореволюционной эпохи.
Не помешало — я ведь воспринимал это как должное — отдыхать много лет подряд в пионерском лагере в Усть-Нарве и с родителями в Крыму. Не помешало бесплатно отучиться в двух институтах. Без проблем устраиваться на работу и зарабатывать по тем временам вполне приличные деньги...
Не помешал мне «социалистический режим» играть в «подпольной группе» «Кино» вместе с моими друзьями Витей Цоем и Олегом Валинским, ныне — начальником Октябрьской железной дороги, а тогда — плотным, кудрявым барабанщиком...
Записываться на «подпольной студии» Андрея Тропилло, которая только в музыкальных журналах до сих пор называется «подпольной», а на самом деле являлась бесплатным кружком в Доме пионеров и школьников на Охте, в которой обучались ребята, мечтающие стать звукорежиссерами. И адрес этой студии был широко известен. Как и адрес, собственно, Дома пионеров.
Всё это не помешало мне с радостью принять 1991 год. О чем я сейчас вспоминаю без стыда, но с ужасом. Чего стыдиться собственной глупости? Ее нужно изживать. Принять, понять — и постараться больше в нее не впадать. Как-то подрасти, что ли. Пора уже.
У меня это получилось довольно поздно. К началу 2000-х.
Век живи — век учись. Мне не стыдно. Лучше поздно, чем никогда.
С Джонни Роттеном я встречался лет шесть назад, когда у Sex Pistols был последний мировой тур — воссоединение. Они играли в Санкт-Петербурге, в «Юбилейном», а потом мы с Роттеном катались на кораблике по Неве. Я, Панкер и масса наших друзей и знакомых. Говорили с Джонни — он по-прежнему социалист и по-прежнему клял Европу — а заодно и капиталистическую уже Россию.
Любопытно. Я привык, что Россию нынешнюю проклинают либералы-оппозиционеры, условно говоря, кричащие о том, что «мало капитализма», что «капитализм не тот», не правильный… Что нужно «все как в Европе»… «Ценности»…
Роттен же как от огня от этих ценностей бежит, и нам все говорил, что не ценности это никакие, а дешевый и страшный развод… Да мы и сами уже все понимали. А сейчас понимаем еще больше. Вот такая была встреча с кумиром юности. Не сказать, чтобы печальная, нет. Было весело. Но странно.
Все повернулось на сто восемьдесят градусов. И мы снова с Роттеном, и снова против. Против «европейских ценностей». Удивительные вещи делает время.