– Ты Глобуса помнишь? – спросил Володин.
– Который банкиром стал? Помню, – ответил Колян.
– Я тоже помню, – сказал Шурик, отхлебывая освобождающей жидкости из своей фляжки с рельефом.
– Сильно перед смертью поднялся. На «поршаке» ездил, цепи на нем по пять кусков каждая были. По телевизору показывали – спонсор, хуе мое, все дела.
– Да, – сказал Володин, – а как в Париж приехал за кредитом, знаешь, что сделал? Пошел с их банкиром в ресторан, чтоб за столом по душам поговорить. А сам нажрался, как в «Славянском базаре», и давай орать: «официант, двух педерастов и ведро чифиря»! Он сам голубым не был, просто на зоне…
– Мне-то объяснять не надо. Чего дальше было?
– Ничего. Принесли. И привели. Там ведь рынок.
– А кредит дали?
– Не в том дело, дали или не дали. Ты подумай, раз он в таких понятиях жизнь кончил, то он, выходит, с зоны никогда и не выходил на самом деле. Просто так поднялся, что на «поршаке» по ней ездить стал и интервью давать. А потом на этой зоне даже свой Париж нашелся. Так вот если бы этот Глобус со своим чифирем и педерастами о загробной жизни задумался, что бы ему в голову пришло?
хиханьки-хаханьки, а вопрос-то серьёзный
– Ты Глобуса помнишь? – спросил Володин.
– Который банкиром стал? Помню, – ответил Колян.
– Я тоже помню, – сказал Шурик, отхлебывая освобождающей жидкости из своей фляжки с рельефом.
– Сильно перед смертью поднялся. На «поршаке» ездил, цепи на нем по пять кусков каждая были. По телевизору показывали – спонсор, хуе мое, все дела.
– Да, – сказал Володин, – а как в Париж приехал за кредитом, знаешь, что сделал? Пошел с их банкиром в ресторан, чтоб за столом по душам поговорить. А сам нажрался, как в «Славянском базаре», и давай орать: «официант, двух педерастов и ведро чифиря»! Он сам голубым не был, просто на зоне…
– Мне-то объяснять не надо. Чего дальше было?
– Ничего. Принесли. И привели. Там ведь рынок.
– А кредит дали?
– Не в том дело, дали или не дали. Ты подумай, раз он в таких понятиях жизнь кончил, то он, выходит, с зоны никогда и не выходил на самом деле. Просто так поднялся, что на «поршаке» по ней ездить стал и интервью давать. А потом на этой зоне даже свой Париж нашелся. Так вот если бы этот Глобус со своим чифирем и педерастами о загробной жизни задумался, что бы ему в голову пришло?